Владимир Михайлов - Ленинград [Героическая оборона города в 1941-1944 гг.]

— Разрешите… выехать сейчас вместе с командиром и вывести дивизию на подготовленный рубеж.

— Понял наконец, чего надо, — усмехнулся Жуков.

Дивизию подняли по тревоге, и в предрассветных сумерках ее полки уже занимали окопы, пролегавшие в нескольких километрах от переднего края по линии село Рыбацкое у Невы — Купчино — мясокомбинат. Представлявшаяся трудноосуществимой идея глубоко эшелонированной обороны получала весомое материальное воплощение.

На переднем крае минувшая ночь прошла неспокойно. Всю ночь от Урицка, поселка Володарского и Горелова доносился рокот моторов, фашисты подтягивали резервы. И всю ночь вспышки орудийных выстрелов высвечивали на заливе, в порту силуэты боевых кораблей. Не умолкая гремели орудия главного и противоминного калибров линкора «Марат». Стреляли крейсеры, эсминцы.

Утром 10-я стрелковая дивизия предприняла попытку восстановить локтевую связь с 42-й армией, ликвидировав вклинившихся между Урицком и Петергофом фашистов, но те сами возобновили боевые действия, опять оттеснили 10-ю дивизию к Стрельне, утвердились на берегу Финского залива за поселками Володарский и Сосновая Поляна, заняли Стрельнинский и Петергофский парки.

На Пулковских высотах над позициями батальона Рябинкина кружат два десятка самолетов, затем почти три часа не прекращается артобстрел. Потом на всхолмленной равнине появляются серо-зеленые цепи. Одна за одной. Но сразу же они словно утопают в дымно-багровом огневом вале: семь батальонных артдивизионов, артиллерия дивизии, моряки — трудно даже сказать, кто еще, ведут огонь. Политрук Филиппов выскакивает на бруствер окопа:

— Вперед! За Ленинград!

Фашисты бегут, но тут появляются три их танка, обстановка резко меняется. Однако ненадолго. От танков никто не пятится, их забрасывают бутылками с горючей смесью, две машины горят, третья поворачивает назад. Ополченцы готовы идти дальше, но командиры сдерживают их:

— Назад, назад! У нас нет сил для наступления.

На позиции возвращаются с трофеями, обвешавшись немецкими автоматами, несут пулеметы, минометы, катят противотанковое орудие. Позади остается сотни две фашистских трупов…

На правом фланге 2-й батальон снова штурмовал Верхнее Койрово. И снова безрезультатно.

В какие моменты в чьих руках были в этот день Урицк, Лигово, примыкающее к ним Старо-Паново, сказать трудно. Фашистские цепи снова и снова словно из-под земли вырастали на почерневшей от взрывов низине за Урицком, фашистские танки снова и снова наползали на окопы пограничников, оставляя позади себя костры горящих машин и серо-зеленые полоски трупов; нашей артиллерии все прибывало. Пограничники в свою очередь стремились пройти вперед, умело используя каждую складку местности.

Под Урицком все еще самая больная и горячая точка Ленинградского фронта, и штаб фронта в первую очередь шлет сюда подкрепления: танкистов А. Г. Родина, отличившегося еще под Лугой, два батальона 6-й бригады морской пехоты, саперов, батальоны железнодорожных войск. В бой их вводит командир 21-й стрелковой дивизии НКВД полковник М. Д. Папченко. Высокий, в стальной каске и красноармейской стеганке, с автоматом на шее, старый кадровый пограничник, он словно бы излучает спокойствие и уверенность.

Под свой штаб пограничники заняли находившуюся неподалеку от Урицка больницу имени Фореля. Чердак больницы, откуда прекрасно просматриваются подступы к переднему краю, облюбовали для себя артиллеристы. На появившегося здесь вскоре улыбчивого, простецкого вида командира с двумя кубиками на петлицах, поначалу никто особого внимания не обратил. Сам он держался скромно, а представлялся всем по-штатски, хотя чувствовалось, что он кадровый военный:

— Дегтярев Петр Никитич.

В то время как все другие артиллеристы до хрипоты надрывали голоса, иногда часами крича команды в телефонную трубку, Дегтярев больше времени проводил, разглядывая поле боя в бинокль.

— Что у вас там, пушки сломались?! — подшучивали над ним.

— Снаряды экономим, снаряды у нас дефицитные, — посмеивался он.

Телефон Дегтярева оживал только, если в районе Урицка, Лигова обнаруживались крупные скопления войск, и звонил ему всякий раз не кто-нибудь, как ревниво подметили его коллеги, а лично начальник артиллерии 42-й армии М. С. Михалкин. У Дегтярева, как правило, были уже готовы данные для стрельбы, и он немедленно передавал их на свою батарею. Тогда где-то в районе Автова вдруг взметывались пламя и черный дым, артиллерийскую канонаду насыщал до предела раскатистый гул большой силы, в небе пролегали огненные трассы, и тут же наступающие гитлеровские цепи тонули в ослепляющем пламени.

Это были «катюши». Первую их батарею прислали на Ленинградский фронт из Москвы, она действовала под Кингисеппом, Молосковицами, Красногвардейском. Теперь это уже не батарея, а дивизион: в Ленинграде успели наладить выпуск и снарядов и пусковых установок. Под Урицком Дегтярев мог давать по пяти залпов в день, две батареи выпускали за семь-восемь секунд 128 снарядов. Радиус поражения одного снаряда составлял около 50 метров, залпом накрывалось шесть-семь гектаров площади — квадрат со стороной в 600–700 метров. Каждый залп стоил обычно оккупантам целого подразделения, каждым залпом срывалась атака. Пока огненные трассы чертили небо, в воздух старались подняться фашистские летчики: немецкое командование знало о существовании секретного оружия невиданной мощи и не жалело средств, чтобы отыскать его.

В полной мере фашисты почувствовали и огневую мощь Балтийского флота, переключив с 16 сентября на борьбу с ним значительную часть сил. Четыре батареи и 27 бомбардировщиков обрушились на линейный корабль «Марат». Ежесекундно на борту линкора или около него рвалось по одному, по два 150-миллиметровых снаряда. Броню они не могли пробить, но зенитчики гибли, взрывались зенитные боеприпасы. Палубы все равно никто не покинул, и три «юнкерса» были сбиты. Из 70 сброшенных фашистами бомб на палубе взорвались две, возник пожар, через вентиляционную систему огонь пополз в погреб одной из башен главного калибра. Комсомольцы Полыгалов и Киреев вовремя заметили опасность и, задыхаясь от дыма, сумели закрыть раструб вентиляционной трубы. Огонь, грохот, свист осколков — артиллеристов всегда учили, что это для них нормальная боевая обстановка. Линкор продолжал выполнять боевую задачу и в ходе воздушного налета подавил фашистскую железнодорожную батарею большой мощности, обстреливавшую наши войска и город. Батареи, бившие по линкору, тоже получили свое, но стоять на виду стало опасным. Маневрируя, без буксиров, что само по себе свидетельствовало о незаурядном судоводительском мастерстве, линкор ушел в Кронштадт, попутно круша вражеские батареи, которые фашисты поторопились установить на берегу Финского залива.