Владимир Михайлов - Ленинград [Героическая оборона города в 1941-1944 гг.]

День обещал быть хмурым, облака висели низко, дуло по большей части с озера. Километрах в шести от берега неожиданно потемнело, холодный и резкий ветер усилился, посыпалась снежная крупа, больно хлеставшая в лицо. Потом так же неожиданно все успокоилось, выглянуло солнце, и все увидели впереди темную полосу.

— Вода, — огорченно проговорил кто-то.

— По-моему, это мираж.

— Или просто гладкий лед.

Еще немного — и вот уже четко различаются белые гребешки небольших, но крутобоких волн.

— Рассредоточиться, группами не собираться.

Командиры взводов не без опаски сходятся вместе, лед уже стал не белым, не зеленоватым, а темным: вода в нескольких сантиметрах под ним. Тут же и проводники из местных рыбаков. Один из них, лет 45, настроен пессимистически:

— Мы же говорили вам, а вы все свое: пойдем да пойдем.

Рыбак постарше осторожнее в выводах:

— Думаю, что не обойти нам этой воды. Впрочем, может, где и перехватило. Протока тут, Нева по ней воду из озера высасывает. В иные годы после крещенья промоины появляются. Но пробовать надо…

Соколов уходит искать обход слева с командиром взвода Иваном Смирновым и группой бойцов. Смирнов год назад кончил институт, руководил дорожным участком в Карелии и вместе со своим коллективом сумел отступить оттуда, не потеряв ничего ни из имущества, ни из техники. Осмотрителен, хоть и молодой, с людьми ладит. Вот и сейчас не торопится, идет, постукивая впереди себя наконечником лыжной палки. Палка то здесь, то там пробивает лед, и тогда вверх брызгают маленькие фонтанчики. Постепенно промоина начинает уходить вправо, и через какое-то время закраины ее смыкаются. Кое-кто из бойцов пытается напрямую пересечь темную полосу тонкого льда, но лед потрескивает, во все стороны змеятся по нему белые трещины. Разведчики в нерешительности отступают, пытаются пройти дальше, но там то же самое.

— Лечь на лыжи надо и переползти, — предлагает кто-то.

— Может, и верно. Ты, Иван, худенький, попробовал бы, — обращается Соколов к Смирнову.

Это звучит как просьба, приказывать Соколов не решается. В Смирнове действительно всего 57 килограммов весу: голодный паек уже дал себя знать. Соорудив из лыж некое подобие саней, Смирнов ложится на них животом и осторожно отталкивается руками. Лыжи скользят лучше не надо, но под темным прозрачным льдом быстроток, Смирнову кажется, что он не только видит, но и слышит, как бежит вода, он инстинктивно притормаживает: кажется, дальше промоина, из которой конечно же не выбраться, затянет под лед в считанные секунды, никто помочь не успеет. Многое забылось за годы, прошедшие с тех пор, забылись фамилии, лица шедших с ними красноармейцев, но уже не Ваня, а Смирнов Иван Иванович, подполковник в отставке, председатель совета ветеранов Дороги жизни, человек, прошедший войну до самого конца, все-таки помнил спустя и 30, и 35 лет это черное змеистое струение под руками, идущий от него смертельный, обжигающий лицо холод…

Это был злополучный девятый километр, который еще поглотит немало жизней во все время существования ледовой трассы, здесь придется постоянно держать спасателей и дорожно-мостовые части, которые будут без конца перебрасывать мосты через новые и новые трещины и разводья. Тогда вслед за Смирновым через потрескивавший и гнувшийся лед переправился весь отряд.

Ночевали на Зеленцах, по очереди согреваясь кто в стогу сена, кто в землянке, обжитой присланными сюда для какой-то военной надобности матросами. Утром двинулись дальше и к середине дня разглядели, наконец, таявший на фоне серого неба силуэт кобонской церкви.

Трасса была проложена, обозначена вехами, и 20 ноября по ней отправился спешно собранный конно-транспортный батальон под командованием участника гражданской войны, в прошлом командира эскадрона М. С. Мурова. Лошади истощены, некормлены, многие еле тянут даже пустые сани. Часть повозок в пути провалилась под лед, утонуло несколько возчиков, но к утру 21 ноября батальон Мурова доставил в Осиновец первые несколько десятков тонн муки. В тот же день, вечером (лед быстро набирал толщину и прочность), по санному следу на восточный берег Ладоги отправилась разведывательная автоколонна из 10 автомашин…

Это была победа, означавшая, что осадное кольцо полностью не сомкнулось. Но настоящей радости она не принесла. Стало очевидно, что перевозки через Ладогу достигнут необходимого размаха не сразу, и с 20 ноября хлебную норму рабочим снизили до 250 граммов в сутки, служащим, иждивенцам и детям — до 125. Каких-либо других продуктов по карточкам выдавалось ничтожно мало. В Смольном знали и отчетливо представляли себе гигантски возросшие трудности и стремились сделать все, что только было в силах, не поддаваясь панике и отчаянию. 24 ноября Военный совет Ленинградского фронта принял постановление строить автомобильную дорогу в обход Тихвина — от Кобоны на восточном берегу Шлиссельбургской губы до станции Заборье, ближайшей из доступных для Ленинграда железнодорожных станций на Большой земле. Путь этот шел по нетронутым, малозаселенным лесным чащобам и непромерзшим до конца болотам. Тысячи колхозников, большей частью женщины, оставив все другие заботы, спешно расчищали эту дорогу от снега, строили новые и ремонтировали старые, обветшавшие мосты.

Продовольствие Ленинграду направлялось со всех концов страны, но прежде всего из ближайших областей: требовалось как можно скорее создать достаточно крупные его запасы. Еще 24 октября, например, исполком Вологодского областного Совета депутатов трудящихся принял решение срочно отправить ленинградцам 470 тонн мяса. В ноябре вологодцы отправили сверх того 3,5 тысячи тонн муки, 100 тонн мяса,370 тонн масла, 50 тонн сгущенного молока, 26 тонн сыра. Железная дорога, однако, не справлялась с перевозками, и 25 ноября в Вологду выехал второй секретарь Ленинградского обкома партии Терентий Фомич Штыков: в прошлом токарь, потом секретарь комсомольской организации на Пролетарском заводе в Ленинграде и, наконец, партийный работник, человек живой, деятельный и энергичный. Беседуя с секретарями Вологодского обкома партии, Штыков прямо говорил о трагическом положении ленинградцев.

Штыкова заверили:

— Сделаем все возможное, а если надо, и невозможное.

То, что дорога перегружена, было только частью проблемы, эту трудность преодолели сравнительно легко: эшелоны, направлявшиеся к Ленинграду, стали нумеровать специальной цифрой «97» или просто писали на вагонах: «Продовольствие для Ленинграда!» Такие составы пропускались вне всякой очереди. Поезда, однако, часто и надолго останавливались из-за нехватки топлива. Тогда по призыву вологодских коммунистов жители сел и деревень, расположенных поблизости от железнодорожных станций, выходили на заготовку дров, из окрестных лесов к железной дороге потянулись санные обозы. Их вели женщины, старики, мальчишки. В мороз, в пургу, в любую погоду.