Энтони Бивор - Гражданская война в Испании 1936–1939

Негрин тем временем пытался еще больше подчинить своей власти правительство: 5 августа он собрал заседание Совета министров и запросил утверждения 58 вынесенных смертных приговоров. Кроме этого, он представил проект указа о милитаризации военной промышленности Каталонии и о ее подчинении заместителю министра обороны, а также проект учреждения особого трибунала по делам финансовых спекулянтов, уличенных в вывозе капитала; еще один указ учреждал милитаризацию чрезвычайных трибуналов.

Все эти меры вызвали резкое возмущение пяти министров, в том числе Мануэля де Ирухо и Хайме Айгуадера (брата Артеми Айгуадера, участника событий мая 1937 года). Ирухо откровенно выступил против СИМ и скатывания к диктатуре, а Айгуадер доказывал, что указы Негрина противоречат автономному статусу Каталонии. Но Негрин, невзирая на протесты, добился при голосовании кабинета большинства. Управление цензуры постаралось не дать этой истории огласки: об утверждении смертных приговоров не был проинформирован даже Асанья. Когда известие о спорах все же просочилось, коммунисты поспешили обвинить баска Ирухо и каталонца Айгуадера в участии в «сепаратистском заговоре».

11 августа Ирухо и Айгуадер подали в отставку. Смертные приговоры были приведены в исполнение, и через два дня потрясенный Асанья записал в дневнике: «Таррадельяс сказал мне, что вчера расстреляли 58 человек. Ирухо прислал мне подробности. Ужасно! Я возмущен всей этой историей. Через неделю после (моей) речи о снисхождении и прощении они убивают эти 58 человек, ничего мне не говоря и не спрашивая моего мнения. Я узнаю об этом из прессы, постфактум» [905]. Негрин не моргнув глазом тем же вечером отбыл на фронт Эбро.

Началось активное обсуждение правительственного кризиса. Газета «La Vanguardia» (возможно, по просьбе самого Негрина) напечатала статью с предостережением о направленном против него перевороте и формировании «правительства капитуляции», которое станет искать мира с националистами. Коммунистическим войсковым формированиям было сказано отправлять телеграммы о поддержке главы правительства.

16 августа на встрече с Анасьей, названной президентом «незабываемой», Негрин, почти не скрывая угрозы, утверждал, что за ним стоит командование армии. Коммунисты и вправду были за него. Двумя днями раньше «Frente Rojo» провозглашала: «Перед лицом всех уловок рабочие, солдаты, весь народ твердо занимают сторону правительства и его главы Негрина».

Вряд ли мог быть совпадением проведенный в Барселоне в день встречи Негрина с Асаньей военный парад с участием танков и авиации на бреющем полете, устроенный XVII корпусом под командованием коммуниста Хосе дель Баррио. Эта неприкрытая демонстрация силы в тылу была двойной провокацией в момент, когда республиканцы дрались не на жизнь, а на смерть за Эбро. Бывшие либеральные и социал-демократические союзники Негрина были возмущены. Прието осудил премьер-министра за «навязывание своей воли остальному правительству бряцанием оружия на улицах Барселоны». Но протестовать было поздно: действия Негрина оказались заслонены еще более серьезными событиями. Европа просто не обращала внимания на ужасное жертвоприношение на Эбро, поскольку в конце лета 1938 года оказалась на пороге войны из-за Чехословакии.

Следующий шаг Негрина был любопытной формой шантажа. Он прибыл на встречу с президентом Каталонии в его резиденции – кроме самого Компаниса, там были Таррадельяс, Сберт, Бош-Гимпера и Пи Суньер. Негрин заявил, что слишком устал и готов уйти в отставку, и предложил сменить его Компанису. Отличаясь ненасытным сластолюбием и чревоугодием, он якобы признался Компанису (поделившемуся этим с Асаньей), что является «животным и хочет, чтобы у него были развязаны руки для удовлетворения плотских желаний. Каждые десять дней – новая женщина» [906].

Компанис подверг Негрина резкой критике, но сказал, что тому следует остаться во главе правительства республики, поддерживая диалог с Женералитатом для устранения разногласий. На самом деле Негрину не было приемлемой альтернативы: его тесный альянс с коммунистами оставался единственным способом избежать полного паралича военной машины, ввязавшейся в самое отчаянное сражение всей войны. Однако шансов на согласие по вопросу об автономии Каталонии почти не было – Негрин был почти таким же централистом, как Франко. «Я сражаюсь с Франко не для возрождения глупого и ребяческого сепаратизма, – говорил он в июле. – Я воюю за Испанию и ради Испании… Есть только одна нация – Испания!» [907]

Негрин решил сформировать новое правительство, но ограничил изменения в своем кабинете заменой Айгуадера и Ирухо Хосе Моисом из каталонской коммунистической ОСПК и Томасом Бильбао из баскского «Национального действия» (Accion Nacionalista Vasca). После этого он отправился в Цюрих, официально – для участия в международной медицинской конференции, а на самом деле для тайных переговоров то ли с некими «профранкистскими немцами», как утверждал Асанья [908], то ли, согласно Хью Томасу [909], с германским послом во Франции графом Вельчеком, то ли, как гласит наиболее распространенная версия, с герцогом Альбой, чтобы попытаться нащупать выход из войны путем переговоров. Так или иначе, Негрин искал способ закончить войну и при этом нападал на своих противников за пораженчество.

Англо-итальянский договор, заключенный в апреле 1938 года, означал фактическое признание итальянской интервенции. Он стал серьезным ударом по надеждам республики на международную поддержку. Еще серьезнее было сентябрьское Мюнхенское соглашение – этот апофеоз умиротворения не только означал неизменность политики Британии в отношении Испании, именно оно подтолкнуло Сталина к выводу, что в интересах Советского Союза будет сблизиться с Гитлером. Советская помощь республике превращалась в помеху этому процессу.

Мюнхенское соглашение означало также оттягивание войны в Европе, на которую так рассчитывал Негрин, считая, что она заставит Великобританию и Францию помогать республике. Но в действительности он напрасно надеялся на существенную пользу от их гипотетического вмешательства – вряд ли британское правительство захотело бы помогать серьезно ослабленной республике в момент, когда все имеющееся оружие понадобилось бы самому Лондону. Кроме того, его активное вмешательство сделало бы жертвой Франко Гибралтар еще до начала осуществления программ защиты «Скалы».

С другой стороны, вторая потенциальная союзница республики, Франция, проявляла все больше недовольства доминированием британского правительства в ее внешней политике – французов постоянно принуждали к компромиссам во имя так называемого «демократического единства». При этом Чемберлен был даже ближе к Франко, Муссолини и Гитлеру в своей уверенности в политическом и нравственном разложении Франции.