Андрей Вербицкий - Шесть лет с В. И. Лениным [Воспоминания личного шофера Владимира Ильича Ленина]

Всех присутствующих поразила тогда осведомленность Владимира Ильича в сугубо технических вопросах.

— Покажите-ка мне ваше хозяйство, — обратился Ильич к директору Бутырского хутора и направился с группой товарищей на молочную ферму.

Осмотрев ферму и увидев здесь всюду идеальную чистоту, Ленин выразил свою радость по поводу высокой культуры этого хозяйства. Еще больше обрадовался он, когда узнал, что высококачественное молоко с хутора отправляется в ясли и родильные дома. И сразу же Владимир Ильич сделал вывод: надо создать как можно больше таких пригородных ферм.

Все интересовало великого вождя: и удои коров, и способы кормления, и организация труда, и урожаи, получаемые на хуторе, и система сортировки семян, и условия быта рабочих — решительно все.

Провожая Ленина, присутствовавшие на испытании, в том числе и изобретатели механизма, выразили ему свою благодарность за ценные указания и верные мысли. Владимир Ильич отмахивался и говорил:

— Ну что вы, что вы, товарищи! Какой я специалист, подумаешь! Приехал я просто так, из любопытства. И не жалею, что приехал. Хозяйство ваше мне очень, очень понравилось, спасибо!

Как-то раз осенью 1919 года меня вызвал к себе Владимир Ильич и сказал:

— Вот что: в Москву приехал Горький. Надо будет вечером привезти его сюда. Вот вам его адрес. Я позвоню вам позже и скажу, в какое время ехать.

Часа через два — телефонный звонок. Голос Владимира Ильича:

— Товарищ Гиль, мое свидание с Алексеем Максимовичем ровно в семь.

До семи часов оставалось еще порядочно времени, но я выехал тотчас же. Время было такое, что не во всякий дом попадешь сразу. Парадные двери, ворота и подъезды сплошь и рядом были заколочены. На розыски человека в незнакомом доме приходилось тратить много времени и усилий.

Алексей Максимович жил у своего сына Максима Пешкова в Машковом переулке, недалеко от Покровских ворот. Как и следовало ожидать, все парадные двери дома были наглухо заколочены. Попасть в квартиру Пешковых можно было только черным ходом, с задней части двора.

На мой звонок отворилась дверь и показался Максим Пешков.

— Можно видеть товарища Горького? — спросил я.

Я вошел в квартиру и увидел Алексея Максимовича, шедшего мне навстречу.

— Здравствуйте, товарищ! — сказал он, протягивая мне руку. — Вы от Ленина?

Я много слышал о Максиме Горьком, читал его произведения и, естественно, с любопытством смотрел на него. До этой встречи я не имел никакого представления о внешности великого писателя.

Передо мной стоял очень высокий худощавый человек, немного сутулый, одетый в простой, скромный костюм. Лицо темное и суховатое, глаза светлые и совсем молодые. Запомнился голос: низкий, зычный и поволжски окающий, то есть нажимающий на букву «о».

— Сию минуту иду, — сказал Алексей Максимович, надевая пальто. — Как мы поедем в Кремль?

Я подробно объяснил.

— А пропустят? — спросил он.

Я рассмеялся и сказал, что не задержат.

По пути Алексей Максимович расспрашивал о здоровье Владимира Ильича, о его поездках, о том, как он проводит свой досуг. С интересом рассматривал Горький улицы Москвы. У Троицких ворот Кремля нас остановили дежурившие красноармейцы.

— Я Горький, — сказал он и начал доставать документы.

— Пожалуйста, проезжайте, — сказали красноармейцы, и мы въехали в Кремль.

Вторая встреча с Алексеем Максимовичем произошла при невеселых для меня обстоятельствах. Я тогда получил выговор. Это был первый и единственный выговор, который я получил за все годы работы с Владимиром Ильичем.

Владимир Ильич вызвал меня и попросил к четырем часам доставить к нему Алексея Максимовича. До четырех оставалось более часу, и я не торопился. Собираясь уже ехать, я обнаружил в своей машине поломку и решил сам заняться ремонтом, а вместо себя послать к Горькому своего помощника. Это был первый (и последний) случай, когда личное задание Ленина я перепоручил другому.

До четырех часов оставалось минут пятьдесят. Можно было без труда совершить не один, а два рейса от Кремля до Машкова переулка. Снаряжая помощника, я, очевидно, недостаточно точно разъяснил ему, как добраться до квартиры Горького. И поплатился за это.

Минут за пятнадцать до назначенного Лениным времени влетает в гараж мой помощник и с отчаянием заявляет:

— Я не мог найти квартиру Горького! Стучал во все двери бестолку!

Я был ошарашен. Время Владимира Ильича было чрезвычайно дорого, оно было рассчитано буквально по минутам. Он сам был чрезвычайно аккуратен, никогда не заставлял ждать кого-либо из приглашенных и не выносил неаккуратности других.

Я вскочил в машину и рванулся к воротам. До заветного часа оставалось несколько минут. Я уже не рассчитывал на исправление допущенной ошибки, хотелось лишь сократить опоздание.

Я помчался по улицам Москвы с невероятной скоростью. Прохожие изумленно останавливались, лошади шарахались в сторону. И вдруг — Горький… Едет на наемной извозчичьей пролетке.

Я обрадовался. Алексей Максимович, увидев меня, расплатился с извозчиком и пересел ко мне в машину. По пути я объяснил ему все.

— Дело дрянь, товарищ Гиль! — сказал Алексей Максимович, озабоченно разглаживая свои жесткие усы. — Прямо скажу — дрянь! Нагорит и мне и вам.

Я согласился, что дело действительно «дрянь», но прибавил, что нагорит не ему, а одному мне. Он посмотрел на меня и тихо рассмеялся.

— Надо что-нибудь придумать, — сказал он. — Не волнуйтесь, Гиль, я постараюсь уладить.

Алексей Максимович вошел в приемную Владимира Ильича с довольно большим опозданием.

Часа через два я провожал Горького домой.

— Ну что, Алексей Максимович? — спросил я.

Он сокрушенно махнул рукой:

— Часть вины я взял на себя. Да разве Владимира Ильича обманешь?

Вечером я явился к Владимиру Ильичу в кабинет и стал объяснять происшедшее. Прохаживаясь и заложив пальцы за проймы жилетки, он слушал меня не перебивая. Потом сказал:

— Ну ладно, забудем этот случай. Надеюсь, больше не повторится.

На следующий день управляющий делами Совета Народных Комиссаров, знавший об этом происшествии, за своей подписью объявил мне в приказе выговор за невыполнение поручения товарища Ленина.

Я не сказал об этом Владимиру Ильичу. Меня не так огорчил выговор управляющего делами, сколько сознание, что я своим поступком нарушил порядок работы Ленина.

Владимир Ильич был чрезвычайно аккуратен. Куда бы мы с ним ни направлялись, он заранее определял, когда мы должны приехать. Если мы приезжали вовремя, Владимир Ильич говорил: «Замечательно, уложились!» Если мы почему-либо опаздывали, Ленин, в зависимости от причин опоздания, говорил: «Плохо, не уложились!», или: «Ну, это не по нашей вине, задержали».