Константин Гапоненко - Как жили мы на Сахалине

Сирена! Все механизмы отключаются. Поданы чай, кофе, печенье, мандарины, яблоки. Роскошествуй пятнадцать минут, сходи по надобности. После сирены механизмы включаются, рабочий день продолжается. Идет работа по доводке машины. У рабочих техническая грамотность высшего порядка, никому не надо по десять раз объяснять задание. Взаимоотношения доверительные, настроение у всех хорошее, работа ладится, результативность высокая.

К обеденному перерыву — минута в минуту! — автобус доставляет в упаковке 35 порций. Это старается какая-то фирма, исполняя договорные обязательства. Каждая порция состоит из двенадцати блюд: рыба, мясо, какие-то салаты, приправы, запакованные в пластмассовые посудинки. Спрашиваю: «В каком порядке все это потреблять?» — «Не имеет значения. Кто как хочет, так и ест». Любопытно, что одинаковая пища подается и рабочему, и директору. В течение последующего времени делается еще один перерыв, опять подают чай и фрукты. Кормят на заводе за счет фирмы.

Когда заканчивается рабочий день, я не ощущаю усталости. Удивительно: за целый день никаких неполадок, никакой нервотрепки. Ладно, думаю, это внешне все выглядит благополучно. А копну-ка я вас поглубже. Дней через десять спрашиваю: «А как у вас обстоят дела с рационализаторством? Уважают ли у вас изобретателей?». Изъясняемся, между прочим, на английском. Отвечают: «Юра-сан! У нас каждый рабочий размышляет над тем, как усовершенствовать производство. Заявки поступают коллективные и индивидуальные. Все они рассматриваются безотлагательно, самым дельным сразу дается ход, то есть идея воплощается заводскими инженерами в чертеж, в металл, опробуется, при положительных результатах внедряется в производство. Рационализатор и разработчики получают вознаграждение. Фирма платит даже за ту идею, которая не внедряется». — «Зачем же такое расточительство?» — «Это не расточительство. Поощряется старание. Придет время, и человек сделает важное изобретение, потому что постоянно упражняет свой ум». — «А все ли ваши машины работают на судах?» — «Наши машины работают исправно. Мы их сами устанавливаем, доводим до нормального режима. Престиж фирмы — превыше всего!».

За месяцы своей стажировки я убедился: есть у японцев «золотой ключик», открывающий двери в страну изобилия. Это повседневный высокопроизводительный труд. Свое наблюдение бесплатно передаю нашему правительству. Авось оно уразумеет.

Неожиданный толчок исследованию старины дает иногда какая-нибудь второстепенная деталь. Зацепишь ее — и приоткроешь сундук с интересными вещицами, каждая из которых являет собой драгоценное свидетельство минувших десятилетий.

Выступая на январском пленуме Сахалинского обкома партии в 1948 году, секретарь А. Голуб с тревогой говорил о проблемах предстоящей путины: «Для того, чтобы успешно решить судьбу плана добычи и обработки более двух миллионов центнеров рыбы, требуется, включая рыбацкие колхозы, 63 тысячи человек, а фактически имеется 31 тысяча. В связи с репатриацией японского населения положение с рабочей силой, главным образом с рыбаками, становится более чем напряженным».

Только что, 15 декабря 1947 года, проведена денежная реформа, отменены продовольственные карточки, рынок требует массу разнообразных товаров, в первую очередь пищевых продуктов для изголодавшейся страны. Обком обязан обеспечить выполнение задач, поставленных правительством, и А. Голуб находит выход из создавшегося положения: привлечь на работу женщин! «Испокон веков, — развивал свою мысль Андрей Демидович, — женщины занимались прибрежным ловом, создавались специальные бригады, а в военное время работало до 50 процентов женщин. Мы имеем на рыбозаводе «Мосия» Широкопадского района женщину-шкипера, а почему не могут другие?».

«Стоп!» — говорю сам себе, это совсем не в духе лучших партийных традиций. Уж если солидный докладчик приводил в своем выступлении положительный пример, то называл героиню по имени-отчеству, подкреплял цифрами ее трудовые достижения. Ведь ничего не стоило дать поручение любому инструктору, и через час он выдал бы полную информацию о ней. А примеров было множество. Уже через месяц после начала войны колхозницы из артели «Восточная Тымь» организовали две женские рыболовецкие бригады и сутками не возвращались с моря. Все женщины колхоза «Новый быт» стали выходить на лов наравне с мужчинами. Особенно отличались бригады тт. Икроун, Нанту к, выполняя производственные задания на 500 процентов. Женская бригада ловцов Павловой из колхоза «Большевик» план 1941 года выполнила на 202 процента. На весь Широкопадский район славилась рыбачка Мария Ланцова. Ее бригада план 1943 года перекрыла втрое! Ей уступила Наталья Субботина из Александровского района, но ведь в зимних условиях работала. В колхозе «Восточное море», уже когда он переселился на южный Сахалин, отлично руководила женской бригадой прибрежного лова Мария Леонтьевна Орлова. А бригадир ставного невода Александра Степановна Фатеева с рыбозавода «Южный» в путину 1947-го выдала три годовых плана! Но места им в докладе не нашлось, зато сделан был жест в адрес некой Марии Проичуковой, бабенки, мягко выражаясь, нестандартного поведения.

Прибыла она на рыбозавод «Третья Падь» Корсаковского района, так о ней, видите ли, партийная, профсоюзная и комсомольская организации не проявили должной заботы, и она ударилась в загул. Ее пример отрицательно повлиял на других, и забеременели еще десять молодых работниц. Напрасно А. Голуб корил общественные организации. Как тут было не загулять, если бараки, куда впихнули рыбачек, трещали под напором сезонников и солдат, изголодавшихся по женскому телу.

После стакана спирта вербованная рябая Дунька с бородавкой на носу представлялась первой красавицей, и за право обладания ею молодые мужчины яростно дрались с применением подручных средств.

Такой ажиотажный спрос и потребности тела ни в какую не желали считаться с плановыми задачами рыбной отрасли. Ему было наплевать, что на рыбокомбинатах допускались огромные потери рабочего времени, была низкой производительность труда, более 50 процентов рабочих не выполняли производственных норм, не функционировали рыбонасосы и большое количество выловленной рыбы погибало. Цифры, которыми оперировал секретарь обкома, были тревожны: на путину требовалось 642 катера, а имелось всего 175; несамоходного флота наличествовало 33 единицы, а план предусматривал 816. В свое время Най-Найская судоверфь выпускала в год до 70 дрифтеров, около 300 кунгасов, теперь вступили в строй Невельская и Поронайская судоверфи, но все они вместе взятые не давали и трети того, что когда-то строила Най-Найская. Обстановка усугублялась возросшей аварийностью флота: в 1946 году произошло 85 аварий, 1947 год принес их 117 с общим убытком до двух миллионов рублей и человеческими жертвами.