Михаил Кром - Рождение государства. Московская Русь XV–XVI веков

И вот теперь, гласил приговор, тарханы надлежало «отставити» до лучших времен, пока «земля поустроитца и помочь во всем учинитца царским осмотрением». Недавние обладатели привилегий отныне должны были платить «всякие царские подати <���…> со всеми людми ровно всей земле». И, хотя в последующие годы крупные монастыри не раз получали финансовые льготы (на провоз товаров, варку соли и т. д.), основных налогов они не касались. Так к исходу XVI столетия налогообложение охватило наконец все категории населения страны.

Тогда же была принята еще одна обеспечительная мера, направленная на сохранение доходов казны и поддержание материального положения служилых людей: к 80–90-м годам XVI века относятся первые известия о прикреплении к местам жительства крестьян и посадских людей (горожан). Посады получили право возвращать своих «тяглецов» (налогоплательщиков), переселившихся было на новые места, но числившихся за этим посадом по писцовым книгам. Может показаться странным, что посадские хлопотали о лишении права передвижения, т. е. по сути о закрепощении, своих же собратьев, но их мотивы нетрудно понять, если учесть, что убыль городского податного населения означала (при той же раскладке налогов и повинностей) рост налогового бремени для оставшихся жителей.

В деревне тогда же установился режим «заповедных лет» (сначала на отдельных территориях, а к концу 1590-х годов повсеместно): крестьяне временно потеряли право покидать своих господ в Юрьев день (26 ноября), а беглые подлежали по суду выдаче своим законным владельцам. Однако эта мера носила декларативный характер, поскольку системы государственного сыска беглых крестьян тогда не существовало (она появится только во второй половине XVII века). Помещикам предлагалось самим разыскивать своих беглецов (что было под силу лишь немногим богатым землевладельцам!) и затем подавать в суды иски об их возврате. Впрочем, первая попытка закрепощения податного населения оказалась недолгой: уже в 1601 году в связи с разразившимся в стране страшным голодом царь Борис Годунов издал указ, разрешивший крестьянский выход в Юрьев день.

Проследив формирование и развитие ключевых институтов российской государственности XV–XVI веков, включая прерогативы самого монарха, структуры центрального и местного управления, финансы, а также нарождающееся учреждение представительного (парламентского) типа — соборы, познакомимся теперь с важнейшими идеями, которые, словно цемент, скрепляли фундамент этого государства и служили оправданием его внешней и внутренней политики.

Защита веры считалась первейшей обязанностью монархов в Средние века и раннее Новое время. В этом отношении московские великие князья, а затем цари ничуть не уступали «христианнейшим» королям Франции, «католическим величествам» — испанским монархам или покровителям всех правоверных мусульман — турецким султанам.

После падения Константинополя роль главного защитника православия была перенесена русскими книжниками с византийского императора на великого князя московского. В 1492 году митрополит Зосима назвал Ивана III «новым царем Константином», а Москву — новым «градом Константина», т. е. Константинополем. Впоследствии, в 50‐е годы XVI века, священник Кремлевского Благовещенского собора Сильвестр, близкий в то время к Ивану IV, сравнивал молодого царя с почитаемым христианами знаменитым императором. По его словам,

Ныне <���…> державный государь наш, самодержец всея Росиа, царь и великий князь Иван Васильевич Божиею благодатию уподобися царю Констянтину: тою ж царскою багряницою [19] Багряница — пурпурная мантия, парадное одеяние византийских императоров. обложен есть, те ж правоверия хоругви в руку своею благочестно содержит, от начала бо и доныне та же благодать способствует <���…>

Ныне <���…> державный государь наш, самодержец всея России, царь и великий князь Иван Васильевич Божьей благодатью уподобился царю Константину: облачен в ту же царскую багряницу, те же хоругви правоверия в руке своей благочестиво держит, ибо от начала и доныне та же благодать помогает <���…>

Идея преемственности мировых царств и перемещения в Москву вселенского центра православия была с особой силой выражена старцем псковского Елеазаровского монастыря Филофеем в первой четверти XVI века. Обращаясь к Василию III, он писал:

И да весть твоа держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христианьския веры снидошася в твое едино царство: един ты во всей поднебесной христианом царь.

Знай, державный, благочестивый царь, что все царства православной христианской веры сошлись в одно твое царство: один ты во всей поднебесной христианам царь.

Ибо старого Рима церковь погибла, впав в аполлинариеву ересь, а двери второго Рима — Константинопольской церкви — разбили секирами «внуки агарян» (т. е. турки-мусульмане). И вот теперь третьего,

новаго Рима, дръжавнаго твоего царствиа святая соборная апостольскаа церкви, иж[е] в концех вселенныа в православной христианьстей вере во всей поднебесней паче солнца светится.

нового Рима, державного твоего царства святая соборная апостольская церковь во всех концах вселенной в православной христианской вере во всей поднебесной ярче солнца светится.

Итак, «два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не быти», — резюмировал Филофей.

В то же время новая миссия — главы всего православного мира — налагала серьезную ответственность на московского государя. Филофей напоминал Василию III о его обязанностях: блюсти православие, не обижать церкви и монастыри, искоренять людские пороки. «Да аще добро устроиши свое царство, — убеждал он великого князя, — будеши сын света и гражанин вышняго Иерусалима» (т. е. войдешь в Царство небесное. — М. К. ).

В том же жанре наставления православному государю написаны некоторые послания Иосифа Волоцкого, крупного церковного деятеля и полемиста, основателя Волоколамского монастыря. Обращаясь к Василию III, он писал:

Подобает же ти, благочестивый царю, всяко тщаниа и о благочестии имети и сущих под тобою от треволнениа спасати, душевнаго и телеснаго, душевное бо есть треволнение еретичьское учение, телесное же есть треволнение — татьба и разбойничество, хищение, и неправда, и обиды, и прочаа злаа дела, иже убо телесне врежають, а не душевне.

Подобает же тебе, благочестивый царь, всякое тщание о благочестии иметь и подданных твоих от треволнения спасать, душевного и телесного; ибо душевное треволнение — еретическое учение, телесное же треволнение — воровство и разбой, хищение, и неправда, и обиды, и прочие злые дела, которые ведь вредят телу, а не душе.