Ф Грэм - Скифские империи. История кочевых государств Великой степи

После смерти Угэдэя, отравленного одной из его наложниц, его вдова Дорегене стала регентшей до выборов нового хана, однако она всеми силами постаралась обеспечить избрание своему сыну, и с этой целью в Каракорум вызвали всех наместников провинций из Европы и Южной Азии. Среди очевидцев великолепной церемонии его восшествия на престол были скромные монахи-францисканцы, которые оставили нам подробное описание совета, выборов и праздничных пиров. Курултай, то есть общее собрание, состоялось в месте под названием Семь Холмов неподалеку от Каракорума, и все дороги, ведущие к центру Татарии со всех сторон Азии, были запружены всадниками и пешими путниками. Потомки Чингисхана прибыли в сопровождении многочисленного военного эскорта, и среди них была вдова Толуя с детьми, сыновья Угэдэя, Джучи и Чагатая, за ними следовали главы племен, над которыми они были верховными правителями; наместники монгольских владений в Китае, Аргуне и Массенде; правители Персии, Туркестана и Трансоксианы, за которыми ехали местные князья и знать; султан Рума Рукн ад-Дин, Ярослав, русский великий князь, два князя по имени Давид, оспаривавшие между собой корону Грузии, брат правителя Алеппо и послы от халифа Багдада и принцев Измаила, Мосула, Карса и Кермана, богато разодетые и привезшие с собой великолепные дары будущему хану. Татарские князья с военачальниками собрались в огромном шатре, способном вместить 2 тысячи человек, вкруг которого стояла тысяча палаток размером поменьше, куда сошлась толпа купцов из Индии, Китая и Персии с самыми драгоценными товарами Востока; правитель ежедневно раздавал одеяния из шелка и золотой парчи участникам курултая, которые провели несколько дней в совещаниях, а вечеров – в пирах и музыке, решили избрать Гуюка и единодушно отдали ему свои голоса. По обычаю он сначала отказывался от трона, но после долгих уговоров согласился с желанием своих подданных и принял их клятву верности, причем закрывшая равнину огромная толпа пала ниц перед ним, после чего сопровождала его до другого лагеря татар в нескольких лигах от первого, где должна была состояться церемония восшествия на трон. Ее совершили князья и дворяне, которые усадили его на золотой трон, в то же время восклицая: «Мы хотим, молим и требуем, чтобы ты повелевал нами». Гуюк отвечал: «Если хотите сделать меня вашим царем, готов ли каждый из вас исполнять все мои приказы? Являться на мой зов, идти куда велю, предать смерти всякого, кого назову?» На это все они ответили утвердительно, после чего он сказал: «Отныне одно мое слово будет служить мне мечом». Затем, поднявшись с трона, он сел на расстеленный на земле кусок, тот же самый, который покрывал императорский трон Чингисхана, и получил такое наставление от главных вельмож и военачальников: «Смотри вверх и признавай Бога и помни про войлок, на котором сидишь. Если будешь хорошо управлять царством, если будешь щедрым и благодетельным, если будешь соблюдать справедливость, уважать ханов и вельмож по их достоинству и положению, то царство твое прославится и возвеличится, и вся земля покорится тебе; а если будешь поступать наоборот, станешь жалок и презрен и столь беден, что потеряешь даже войлок, на котором сидишь». После этой речи вельможи усадили рядом с ханом жену Гуюка и, подняв их на войлоке в воздух, громкими криками провозгласили их императором и императрицей всех татар. После этого состоялся огромный пир, на котором присутствовали все вельможи и сановники империи и на котором подавали только мясо и обильные количества рисового вина и кумыса, их национального спиртного напитка, пьянящей жидкости, и русские рабы и пленники верили, что стоит христианину попробовать его хоть раз, как его душа погибнет навеки.

Гости пировали долго, глубоко за полночь, под звуки музыкальных инструментов и боевые песни, и пир возобновлялся каждый вечер семь дней подряд; через неделю же император вышел из своего шатра и, подняв большое знамя, взмахнул им в сторону запада, угрожая принести огонь и меч во все страны, которые не пожелают вместе с остальной землей покориться его власти. В то время ему было около сорока лет, и миссионеры описывали его как человека небольшого роста и весьма серьезного, который никогда не говорил с иностранцем сам, а слушал и отвечал через посредника; и первым делом после своего избрания он велел казнить свою тетку, отравившую его отца. Все обращались к нему стоя на коленях.

Миссия, посланная Иннокентием IV к Байджу, татарскому военачальнику в Персии, имела не больший успех, чем посольство, которое в том же году отправилось в Каракорум, однако с этими послами обошлись гораздо более грубо и надменно, и кто-то даже предложил содрать кожу с братьев-проповедников, набить ее соломой и послать с его товарищами папе. Когда монахи ничтоже сумняшеся призвали монголов обратиться в христианство и поведали им, что папа – владыка мира и Божий наместник на земле – у христиан считается достоинством выше всех людей, монголы осведомились: «Почему вы в кичении своем говорите, что папа, государь ваш, превышает всех людей? Разве он не знает, что Хам [хан] есть сын Божий, а Байотной [Байджу] и Баты, князья его, и что имена их гремят и славятся по всюду?» Байджу направил Иннокентию письмо с его монахами-послами, где сказал: «Божественным расположением хама посылается слово Байотноево. Ведай это, – папа. Послы твои пришли и грамоту твою нам принесли. Послы твои говорили дерзкие слова: не знаем, ты ли велел им говорить так, или они говорили сами от себя. А в грамоте пишешь ты, что мы многих людей убиваем, истребляем и погубляем. Непреложная заповедь Божия и установление того, кто сохраняет лицо всея земли, таковы: слышащий установление да сидит на собственной земле, воде и отчине и отдаст силу тому, кто сохраняет лицо всея земли. Кто же, не внимая заповеди и установлению, будет делать противное, да истребится и погибнет» [177].

Богатства и роскошь, которых не было у монголов и которые они видели у завоеванных и покоренных народов, внесли громадные изменения в их простой и варварский образ жизни, и прямые преемники Чингисхана со своими главными военачальниками и вельможами переселились из шатров в дома или дворцы, где наслаждались всяческими удобствами и усладами, которые только могло предоставить мастерство ремесленников, в окружении обширного и тщательно огражденного парка вместо непроходимых лесов и бескрайних равнин, где обитали всевозможные дикие звери, чтобы великий хан с приближенными мог развлечься охотой без необходимости удаляться от лагеря на значительное расстояние в поисках дичи. В начале зимы проводилась грандиозная императорская охота, которая готовилась так же серьезно и тщательно, как военный поход. Ее устраивали ежегодно в удобном месте недалеко от Каракорума, и группы охотников от всех племен в пределах месяца пути от места встречи гнали всех замеченных оленей и волков на участок шириной примерно в 2 или 3 лиги, образуя плотную линию за оградой, чтобы ни единый зверь не избежал императорской стрелы. Первым туда входил великий хан со своими женами и стрелял столько дичи, сколько хотел, а затем удалялся на возвышенное место и наблюдал оттуда за тем, как охотятся вельможи и военачальники, которые в свою очередь уступали место офицерам более низкого ранга, а тех в конце концов сменяли простолюдины. Охота продолжалась несколько дней; и до 1824 года, когда этот обычай был упразднен из-за лености тогдашнего правителя, который не мог заставить себя покинуть роскошный дворец в Пекине ради столь трудоемкого и утомительного занятия, императоры Китая ежегодно приез жали охотиться в дикие степи Татарии по обыкновению, установленному еще при Угэдэе и Гуюке.