Иоганн Дройзен - История эллинизма [В 3 томах]

Многое другое рассказывается еще об этих событиях; [79]заслуживает особого внимания сообщение о том, что, по словам Гефестиона, при предварительном обсуждении этого вопроса Каллисфен тоже положительно согласился на земные поклоны, а еще большего внимания сообщение о том, что телохранитель Лисимах и двое других указали царю на высокомерное поведение софиста и привели его выражения об убиении тиранов, на которые следовало обратить тем более внимания, что его приверженцами были многие из знатной молодежи, смотревшие на его слова, как на изречения оракула, а на него самого, как на единственного свободного человека среди многотысячного войска.

По обычаю, ведшему свое происхождение еще от времен царя Филиппа, сыновья знатных македонян при своем вступлении в юношеский возраст призывались ко двору и начинали свою карьеру и свое военное поприще около особы царя как "царские юноши" и как его "телохранители"; [80]в военное время они составляли его ближайшую свиту, занимали ночной караул в его жилище, подводили ему лошадь, окружали его за столом и на охоте; они стояли под его непосредственным покровительством, и только он имел право наказывать их; он заботился об их научном образовании и для них главным образом и были приглашены философы, поэты и риторы, сопровождавшие Александра.

В числе этих знатных молодых людей находился Гермолай, сын Сополида, того самого, который был из Навтаки послан для вербовки в Македонию. [81]Гермолай, пламенный почитатель Каллисфена и его философии, как кажется, с увлечением воспринял мнения и тенденции своего учителя; с юношеским недовольством смотрел он на эту смесь греческих и персидских обычаев и на пренебрежительное отношение к обычаям македонским. На одной охоте, когда перед царем, которому, по придворному обычаю, принадлежало право метнуть дротик первому, выбежал на тропинку кабан, молодой человек позволил себе метнуть дротик первым и положил животное на месте; при других обстоятельствах царь, может быть, и не обратил бы внимания на это нарушение этикета, но так как то был Гермолай, то он посмотрел на этот поступок, как на сделанный намеренно, и подверг юношу соответственному наказанию, приказав высечь его и отнять у него лошадь. Гермолай не чувствовал неправоты своего поступка, а только возмутительное оскорбление, которое было ему нанесено. Его близким другом был Сострат, сын того самого тимфейца Аминты, который при процессе Филоты был со своими тремя братьями заподозрен в соучастии и который, чтобы доказать свою полную невинность, искал себе смерти в бою; этому Сострату Гермолай открылся, что, если ему не удастся отомстить, то ему жизнь не в жизнь. Склонить на свою сторону Сострата было нетрудно; Александр, сказал он, уже отнял у него отца и теперь опозорил его друга. Оба приятеля посвятили в свою тайну еще четверых других из отряда царских юношей; то были Антипатр, сын бывшего наместника Сирии Асклепиодора, Эпимен, сын Арсеи, Антиклей, сын Феокрита, и фракиец Филота, сын Карсида; [82]они условились умертвить царя во время сна в ту ночь, когда караул будет занимать Антипатр.

Царь, как рассказывают, ужинал в эту ночь со своими друзьями и затем долее обыкновенного остался в их обществе; когда же после полуночи он хотел подняться, то одна сирийская женщина, предсказательница, следовавшая за ним многие годы и сначала мало обращавшая на себя его внимание, но мало-помалу внушившая ему уважение к себе и добившаяся того, что он стал ее слушать, - эта сириянка внезапно явилась перед ним, когда он хотел удалиться, и сказал ему, чтобы он оставался и пил всю ночь. Царь последовал, этому совету и таким образом в эту ночь план заговорщиков не удался. Продолжение рассказа имеет более правдоподобный вид; несчастные молодые люди не отказались от своего плана, но решили привести его в исполнение при первом ночном карауле, который придется в их очередь; на следующий день Эпимен увидал своего близкого друга Харикла, сына Менандра, [83]и рассказал ему о том, что уже произошло и что имеет еще произойти. Пораженный Харикл бросился к брату своего друга Эврилоху и заклинал его спасти царя быстрым доносом; Эврилох поспешил в ставку царя и открыл страшный план Лагиду Птолемею. По его доносу, царь приказал немедленно арестовать заговорщиков, которые были допрошены и подвергнуты пытке; они раскрыли свои планы, своих соучастников и заявили, что Каллисфен знал об их намерениях; он тоже был взят под стражу. [84]Призванное для военного суда войско изрекло над осужденными свой приговор и исполнило его по македонскому обычаю. [85]Каллисфен, бывший греком и не бывший солдатом, был закован в цепи с тем, чтобы быть преданным суду впоследствии; Александр, как говорят, писал об этом Антипатру: "Юношей побили каменьями македоняне, софиста же я хочу наказать сам, а также и тех, которые прислали его ко мне и которые принимают в свои города изменников против меня". По показаниям Аристобула, Каллисфен умер пленником позднее во время похода в Индию, а по словам Птолемея, он был предан пытке и довешен.

Индия. - Война по сю сторону Инда. - Переход через Инд. - Поход к Гидаспу. - Государь Таксил. - Война с царем Пором. - Битва при Гидаспе. - Война с независимыми племенами. - Войско на берегах Гифасиса. - Возвращение

Индия представляет собою совершенно особый мир. Совершенно изолированная своеобразным характером своей природы, своего населения, своей религии и образованности, она в течение долгих веков была известна западному миру древности только по имени, только как лежащая на восточных окраинах земли страна чудес. Ее омывают с двух сторон океаны, в которых только долгое время спустя промышленности и науке суждено было найти пути самого легкого и верного сообщения; с двух других сторон двойной и тройной стеною громоздятся массы гор, принадлежащих частью к числу самых высоких гор на земле, занесенные снегом проходы которых на севере и сожженные солнцем скалистые ущелья на западе открывают с трудом дорогу разве лишь благочестивому пилигриму, кочевому торговцу и разбойнику пустыни, но никак не для международных сношений.

У народонаселения Индии с того времени, как оно перестало принадлежать самому себе, воспоминание о его прошлом расплылось и исчезло в лишенных времени и пространства фантастических представлениях; но позади всего этого лежит прошлое, полное величественного и многостороннего развития, зарождение и развитие религиозных, иерархических и политических начал, в которых этот своеобразный характер индийского мира нашел свое завершение. Македонский завоеватель, первый европеец, нашедший путь в Индию, видел ее в полном расцвете, прежде чем она сделала первый шаг назад.