Иоганн Дройзен - История эллинизма [В 3 томах]

Научная работа в области классической древности воодушевляла Дройзена в пору самых тяжких жизненных испытаний. [26] См. письмо Дройзена к А. Гейдеманну от 31 V 1845 (Droysen 1. G. Briefwechsel. Bd I. S. 313). Вообще для работы историка, по его представлению, изучение и знание античного периода является фундаментальной предпосылкой. [27] Так, в письме к В. Арндту от 10 III 1858 он писал но поводу работ Г. фон Зибеля: «К сожалению, ему, как и всей школе Ранке, недостает знания античного мира и, возможно, потребности или способности к большому всемирноисторическому взгляду, который нельзя приобрести без Исайи и Эсхила, без Аристотеля и Августина». – Впрочем, как было показано Г. Фрейтагом, это не может относиться к самому Ранке (Freilug G. Leopold von Ranke und die Romische Geschichte: Diss. Marburg, 1961). Он и сам впервые сформировался как историк именно в занятиях античностью. Здесь он сформулировал свое представление об отношении между источником и фактом и рано приблизился к тем методологическим проблемам, которые позднее, под влиянием новых духовных и политических импульсов, получили завершающую обработку в его труде "Historik" - этой подлинной жемчужине теоретического историописания. [28] Droysen I. G. Historik–Vorlesungen iiber En/. yklopadie und Methodologie der Geschichte / Hrsg. Von R. Hubner. 6. Aufl. 1971.

Ученик столпа "реальной филологии" Августа Бёка, Дройзен уже в первых своих лекциях решительно выступил против притязаний чистой филологии: "Привилегия гуманистических штудий поколеблена, время филологии прошло; филологи более не могут выступать как единственные истолкователи классической древности". Он рассматривал как шаг вперед по сравнению с филологическим идолопоклонством и прихотью то, что древность теперь "может быть понята и оценена в полном своем историческом значении". [29] Droysen G. Op. cit. S. 91. Но точно так же для Дройзена было характерно и то, что он с самого начала выступал против переоценки критической работы с источниками, как это делалось в школе Леопольда Ранке, равно как и против развивавшегося увлечения большими научными предприятиями, хотя он сам в качестве одного из создателей современных исторических семинаров в Германии сильнее и строже, чем кто-либо другой, обучал работе с историческими источниками и содействовал, так сказать, техническому вооружению историка.

Уже в 183? г. в письме к Пертесу Дройзен высказывал резкие, полемически заостренные суждения: "Истинная реальность заключается не в источниках... Необходима более высокая точка зрения, чем простая критика источников, и правильность излагаемых фактов всегда прекрасна". [30] См. письмо к Φρ. Пертесу от 8 II 1837 (Droysen I. G. Briefwechsel. Bd I. S. 119). Как дела становятся историей - вот что волновало его. За три года до смерти в письме к Баумгартену с благодарностью за его "Слейдана" он с потрясающей выразительностью формулирует свое убеждение: "В способе и в направлении, которое постепенно принимают у нас исторические занятия, я вижу опасность, потому что за чистой методикой, вундеркиндством и самое себя отражающей и воспроизводящей ученой виртуозностью мы забываем и теряем существо дела, становление, созидание и творения нравственного порядка, за отдельными деревьями, кустами, ежевикой, папоротником и грибами более не видим леса и не замечаем лесного воздуха и лесной тишины, с помощью которых душа человеческая возвышается и успокаивается. Я сам с юных моих лет всегда был в достаточной степени филологом, чтобы при желании начать копаться в мелочах и их, так сказать, критически вынюхивать; однако не следует думать, что средства являются целью и что орудие, одно среди множества, является сутью, которая будет воссоздана таким образом. На многих экзаменах, которые мне приходится принимать, я вижу все более и более, как наша молодежь при всем своем образовании становится все более тощей и при всей методике - все более пустопорожней, а кто достигает успеха, тот превращается в мастерового, в фабричного рабочего для участия в издании всякого рода памятников, документов и т. п. Конечно, одновременно со все более формирующимся методом создается поощрение для больших научных предприятий и сводных изданий, но этим не доставляется обучающемуся ни внутреннего напряжения, ни духовного подъема, ни творческой мысли. Урон от этого несут прежде всего наши школы, подрастающая молодежь, будущее нации". [31] Письмо κ Φρ. Баумгартену от 11 III 1881 (Droysen I. G. Briefwechsel. Bd II. S. 942).

Решение Дройзена содействовать прояснению методов и теории истории никоим образом не происходило лишь из абстрактного историко-философского интереса, хотя влияние Гегеля на него было, вероятно, более сильным, чем он мог бы в том признаться. Но решающий толчок дали ему в этом направлении общая духовная атмосфера того времени и особенно возмущение положением в Йене: "Я здесь прямо-таки на ножах с самым пагубным из всех направлений - радикально-материалистическим, которое старается превратить для нас историю, нравственность, философию и самого Бога в дрянную рутину плодосменного хозяйства, каким стало теперь все надутое естествознание. Горе нам и нашей немецкой натуре, если это политическое убожество, в котором высохла и загнила Франция после 1789 г., это вавилонское смешение низкого счетоводства и сволочной мелочности внедрятся еще глубже Б уже испорченную породу. Тот грубый позитивизм, которому предаются в Берлине, лелеет, как в теплице, эту революцию в духовной жизни; не хватает лишь, чтобы систематическое лицемерие и оглупление, стояшие теперь у руля, привили отчаяние в глубинной силе и священстве идей. Знает Бог, перед какой большой и гордой задачей снова стоят наши университеты!" [32] Письмо к М. Дуикеру от 17 VII 1852 (Droysen I. G. Briefwechsel. Bd II. S. 120).

Дройзен был убежден в том, что "сокровенная сила" науки истории исполнена "этического свойства". [33] Письмо к Г. фон Зибелю от 5 VIII 1853 (Droysen I. G. Briefwechsel. Bd II. S. 169). Отсюда также становится понятной нараставшая в нем неприязнь против Ранке. [34] В письме к В. Арндту от 17 XI 1855 (Droysen 1. G. Briefwechsel. Bd II. S. 374) Дройзен характеризует цели, которые он ставил себе как историк, в прямой и открытой конфронтации с Ранке: «Он (Ранке) со всей ею трусливой интеллигентностью принадлежит как раз к современному берлинскому сброду; в нем пет и следа нравственной ярости, возвышенности убеждений; и отсюда проистекает то, что, когда кто–либо прочтет em кишу, он чувствует, что стал умнее, но не лучше, и он заканчивает это занятие не с новым благим порывом или радостным выпрямлением взгляда и спины, а всего лишь с изумлением перед такой массой ума, знания и искусства. Этим я только обозначаю тебе, что я представляю себе как лучшее, как правильное, а достигаю ли этою я сам – это уже другой вопрос. В устной речи мне это более удается, и это – причина того, что я смог кое–чего достичь на кафедре: здесь есть и нужное мгновение, и ощущаемая тобой реакция слушателей, и рост их возбуждения. Тьфу, как много я говорю о себе! Прости меня». Как он объяснял в письме к О. Буше-Леклерку, его труд "Historik" как раз и должен был доказать, что "его способ понимания истории происходит не только из сиюминутных мнений или тенденций, но, по крайней мере, ищет связи с теми последними великими вопросами, которые волнуют и облагораживают человеческую душу. Простое скептическое пожатие плеч или la morale courante (ходячую мораль) я охотно и без колебаний оставляю тому, кто находит в этом удовольствие". [35] Письмо к О. Буше–Леклерку от 10 V 1880 (Droysen 1. G. Briefwechsel. Bd II. S. 960). Отсюда находит свое объяснение его ненависть к "надутому ничто", равно как и его возбуждающее и полемически заостренное суждение: "Для занятий историей надо иметь сердце". [36] Droysen I. G. Briefwechsel. Bd II. S. 374.