Владимир Александров - Трудные годы советской биологии

Кроме самого факта появления антилысенковских статей большое удивление вызвало их авторство. Как было сказано выше, фамилия Иванова до появления его статьи вообще была неведома биологам. Фамилия же Турбина известна была очень хорошо. Ведь в одном и том же приказе министра высшего образования СССР С. В. Кафтанова от 23 августа 1948 г. деканом биологического факультета Московского университета был назначен главный и самый злобный идеолог лысенковского стана И. И. Презент, а деканом Ленинградского — Н. В. Турбин. У Лысенко были основания доверить Турбину столь ответственный пост. Еще до августовской сессии в Ленинградском университете он читал курс, в котором излагал элементарные основы классической генетики, нейтрализуя их критикой с позиций мичуринской биологии. Еще до сессии он выступал в печати, солидаризуясь с лысенковским отрицанием наличия в природе внутривидовой борьбы за существование. Исследовательские работы Турбина вполне укладывались в рамки мичуринской биологии.

Взгляды Турбина того времени, надо думать, были вполне искренними. Они, видимо, отражали весьма скромное биологическое образование, которое он получил в Воронежском сельскохозяйственном институте, а также последовавшую за этим работу в пролысенковском коллективе, возглавлявшемся академиком Б. А. Келлером. После августовской сессии Лысенко имел все основания считать, что выбор декана биофака Ленинградского университета был им сделан правильно. Биофак был очищен от морганистов-менделистов, Турбин и в докладах, и в печати бескомпромиссно осуждал идеалистическую буржуазную генетику и признавал единственно методологически правильной мичуринскую биологию. В 1950 г. он выпускает учебник «Генетика с основами селекции», допущенный Министерством высшего образования СССР для преподавания в университетах. В этом учебнике никаких следов классической генетики не было. Подзаголовки первой главы гласят: «Менделизм-морганизм — порождение реакционной идеологии империалистической буржуазии», «Мичуринская генетика — теоретическая основа современной материалистической биологии». В книге отрицается существование особого материала наследственности — генов, положенных в основу «менделевско-моргановской генетики». Казалось бы, что все в порядке, однако на этот раз Лысенко ошибся. По-видимому, у Турбина в результате биологического самообразования вскоре начало изменяться отношение к мичуринской биологии. К 1952 г., убедившись в ложности новой теории видообразования Лысенко, Турбин проявил большую смелость и выступил против нее; при этом ему удалось прорвать цензурный кордон.

Хотя Турбин и Иванов ограничивались лишь критикой лысенковского видообразования и не посягали на другие разделы мичуринской биологии, их статьи вызвали со стороны лысенковских приспешников — Нуждина, Студитского, Лепешинской, Дмитриева и других — яростные, подчас грубые нападки в печати. Турбин на страницах «Ботанического журнала» и в других изданиях давал им соответствующую отповедь. Опубликованы были также статьи ряда крупных ученых (В. Н. Сукачева, П. А. Баранова, Е. М. Лавренко и других), присоединившихся к разоблачению лысенковского «нового учения о виде». В своих полемических статьях 1954 г. Турбин подчеркивал: «…выступление против теории видообразования, выдвинутой Т. Д. Лысенко, ни в коей степени не означает моего отказа от основных положений мичуринской биологии, от критики вейсманизма-морганизма…». Однако это, по-видимому, было не совсем так. Имеются признаки, что у Турбина и отношение к лысенковской теории наследственности тоже начало «расшатываться». У него на кафедре генетики ЛГУ с начала 50-х годов доцент B.C. Федоров организовал чтение специального курса по классической менделевско-моргановской генетике для узкого круга сотрудников и специализировавшихся студентов. А в 1957 г. Турбин в статье «О современной концепции гена» вопреки основному тезису мичуринской генетики об отсутствии особого вещества наследственности переходит на позиции классической генетики и утверждает, что термин «ген» «нельзя квалифицировать как идеалистический и метафизический».

Итак, появление в конце 1952 г. в «Ботаническом журнале» статей Иванова и Турбина ознаменовало снятие цензурного запрета на критику не только антидарвинского лжеучения Лысенко, но и других аспектов «передовой мичуринской биологии», включая «новую клеточную теорию» Лепешинской. Это означало перелом в судьбе советской биологии. Как сжатая пружина, она начала расправляться по мере ослабления наложенного на нее гнета. Никогда не утихавшая борьба за оздоровление нашей биологии наконец смогла выйти из подполья. Она была трудной, затяжной, шла с переменным успехом, отголоски ее не утихали вплоть до последнего времени.

Переходя к рассказу об очищении советской биологии от живого вещества Лепешинской, следует вернуться к некоторым сторонам ее деятельности. Это нужно для того, чтобы попытаться понять психологию людей, принесших столько бед, материальных и моральных, нашей науке. Внутренние силы, побуждавшие деятельность Лепешинской, отличались от тех, которые выдвинули на короткий срок Бошьяна в новаторы науки.

Ольга Борисовна Лепешинская родилась в 1871 г. в богатой купеческой семье. В 1894 г. она примкнула к революционному движению, вышла замуж за профессионала-революционера П. Н. Лепешинского, с ним побывала в ссылке в Сибири, а затем в эмиграции, где Лепешинские тесно общались с В. И. Лениным. В партию Лепешинская вступила в 1898 г. Она получила фельдшерское образование. В энциклопедических (словарях указано, что в 1915 г. Лепешинская еще окончила медицинский факультет Московского университета, однако дальнейшая ее деятельность с этим утверждением плохо вяжется.

Первый выход Лепешинской на большую научную арену состоялся в 1925 г., на втором Всесоюзном съезде зоологов, анатомов и гистологов в Москве. В это время она работала в Биологическом институте им. Тимирязева Коммунистической академии. Лепешинские жили в то время в Кремле, в Кавалерском корпусе. Доклад Лепешинской на съезде назывался «Развитие кости с диалектической точки зрения». Он вызвал бурную отрицательную реакцию гистологов не только своими теоретическими измышлениями, но и крайне низким качеством микроскопических препаратов, которымиЛепешинская иллюстрировала свой доклад. В следующем году Лепешинская выпускает брошюру «Воинствующий витализм». Она посвящена критике очень интересной нестандартной книги проф. А. Г. Гурвича «Лекции по общей гистологии», вышедшей в 1923 г.

К научной деятельности Лепешинская приступила, когда ей было уже около 50 лет. Она не получила воспитания в какой-либо научной школе и, как показали ее дальнейшие труды, не понимала, какие условия нужно соблюдать, ведя исследовательскую работу вообще и в цитологии в частности. Вместо этого она внесла в науку весь пыл и тактику революционной деятельности, считая цитологию лишь новым поприщем классовой борьбы. В связи с этим своих научных оппонентов она рассматривала как идеологических и политических противников, борьбу с которыми можно вести любыми средствами. Заканчивая свою брошюру, посвященную критике книги Гурвича, она пишет: «В наше время весьма обостренной и все более обостряющейся классовой борьбы не может быть безразличным то обстоятельство, какую позицию займет тот или иной профессор советской высшей школы, работая даже в какой-нибудь очень специальной отрасли знаний. Если он станет „по ту сторону“, если он кормит университетскую молодежь идеалистическими благоглупостями, если он толкает научное сознание этой молодежи в сторону той или иной разновидности идеализма, он должен быть во имя классовых интересов пролетариата призван к порядку…» (с. 76).