Филип Хук - Галерея аферистов. История искусства и тех, кто его продает

Иногда и в жизни Мезенс был не прочь поиграть в сюрреалиста. Как-то утром он послал Мелли в только что открывшийся по соседству магазин, который торговал дорогими чемоданами и саквояжами. Мелли было приказано найти владельца и сказать ему: «Управляющий галереей „Лондон гэллери“, что напротив, просил меня пожелать вам удачи, сэр». Мезенс отправлял его в магазин с этим поручением несколько раз. С каждым последующим пожеланием успехов хозяин заведения выслушивал Мелли со все большим недоумением и постепенно разозлился. Мезенс посчитал эту безумную выходку чрезвычайно удачным примером сюрреалистической пьесы или, возможно, перформанса, но в любом случае она оказалась тяжким испытанием для владельца магазина чемоданов, который в конце концов был собратом Мезенса по ремеслу, ведь торговал он тоже предметами роскоши.

Э. Л. Т. Мезенс, раздираемый внутренними противоречиями между анархистско — сюрреалистическими убеждениями и двойной бухгалтерией, перед картиной своего друга Магритта

В послевоенную эпоху сюрреализм вышел из моды, а Мезенс — торговец и управляющий галереей не сумел примениться к новым обстоятельствам. Он все сильнее пил и с наслаждением поносил английские музеи за то, что они никогда ничего у него не покупали. Конечно, в чем-то он был прав. Впрочем, торговцы картинами любят пожаловаться и очень злопамятны. Даже процветающие, они, особенно на исходе жизни, готовы часами распространяться о том, какого успеха они добились бы, если бы судьба была к ним добрее, или если бы мир сумел распознать их талант, или если бы у их соперников осталась хоть капля совести. В конце концов галерею пришлось закрыть. Мезенс прочитал, что местный совет оплачивает макулатуру, если ее сдают в пачках весом по десять фунтов, и это объявление в очередной раз пробудило в его душе маниакальную тягу к безумным выходкам. Последние дни работы они с Мелли провели на полу, с ножницами, мотками веревки и весами, с шизофренической аккуратностью собирая и взвешивая одну за другой пачки макулатуры, так чтобы в каждой было ровно десять фунтов весу. Таким образом, даже из закрытия галереи он сделал сюрреалистический перформанс.

Непосредственно после Второй мировой войны арт-дилерство в Лондоне являло собой странное сочетание традиционности и эксцентричности. По-прежнему существовали гиганты вроде «Эгню» и несколько ослабевшего «Кольнаги», по-прежнему продававшие за умопомрачительные суммы картины признанных мастеров прошлого. Появилась и стайка куда более причудливых и затейливых галерей поменьше, и некоторые из них бесстрашно пытались продать недоверчивой, преисполненной сомнений английской публике картины современных художников, живущих по обе стороны Ла-Манша. Во главе этих фирм стояла разношерстная, но яркая публика, иногда мужчины, иногда женщины. Любой арт-дилер нуждается во втором, «запасном» амплуа, если угодно, во второй профессии, на случай безденежья, коммерческого «штиля», отсутствия покупателей. Некоторые дилеры пытались параллельно играть на бегах, были галереи, владельцы которых чаще звонили букмекеру, чем в галерею Тейт или Королевскую академию. С другой стороны, немало существовало и идеалистов: например, галереей «Каплан» на Дьюк-стрит, Сент-Джеймс, управлял знаменитый марксистский арт-дилер Юэн Филлипс, занимающий почетное место среди торговцев, которые придерживались левых убеждений и традиция которых восходит еще к Феликсу Фенеону и Герварту Вальдену. Филлипс первым показал в Лондоне работы Жана Тэнгли. В конце 1950-х гг. он принял на работу в качестве ассистента Пола Касмина, по словам которого, в галерее служила весьма любезная секретарша, в духе коммунистического стремления к равенству одаривавшая своей благосклонностью и Филлипса, и его самого. Впрочем, во время обеденных перерывов она демонстрировала тяготение к капиталистической конкуренции, сравнивая размеры половых органов своих поклонников. Подобную практику едва ли потерпели бы в таких традиционных фирмах, как «Эгню».

Послевоенный Лондон нуждался в более профессиональной и более коммерчески ориентированной галерее, чтобы продвигать современное искусство. Эту миссию взяла на себя галерея «Мальборо файн артс». «Я коллекционирую не искусство, а деньги, — заявлял директор „Мальборо“ Фрэнк Ллойд. — Существует лишь одна мера успеха в управлении галереей — это деньги. Любой арт-дилер, который станет это отрицать, — либо лицемер, либо быстро разорится». Обычно алчных арт-дилеров склонны оправдывать, выдвигая смягчающее обстоятельство, что они-де по крайней мере торгуют не мусорными облигациями, а предметами искусства. Да, это действительно свидетельствует, что у них есть душа. Однако, глядя на Ллойда, вы начинаете подозревать, что он именно потому и занялся искусством, что был уверен: он сможет заработать на продаже картин больше, чем на финансовом рынке. В своем предельном воплощении изменчивость эстетических ценностей может обеспечить дилеру изрядную прибыль. А Ллойд умел убеждать клиентов. Как-то раз он предлагал «Папу» кисти Фрэнсиса Бэкона колеблющемуся покупателю, который сказал: «Картина мне нравится, но не уверен, что она придется по вкусу моей жене, а потом, она не подходит к убранству моего дома». Ллойд ответил: «Вы можете поменять отделку дома, можете поменять жену, но, купив этого Бэкона, вы сохраните его навсегда». Запуганный коллекционер приобрел Бэкона, бросил жену и заново оформил интерьеры.

Зачем в книге об арт-дилерах посвящать целую главу аукционисту? Да потому, что Питер Уилсон, генеральный директор «Сотби» в 1958–1979 гг., сумел преобразить аукционный дом в учреждение, способное напрямую соперничать с арт-дилером и даже посягать на его роль. Когда Уилсон стал во главе «Сотби», аукционисты, в сущности, считались неким подобием оптовых торговцев. Все, что они выставляли на продажу, попадало им в руки в результате трех ЧП, под коими надлежит понимать смерть, развод и долги, да еще, пожалуй, вследствие отчаянного положения арт-дилеров, которые понимали, что последняя возможность избавиться от завалявшихся предметов — это передать их на регулярные торги «Сотби» или «Кристи». Люди, покупавшие произведения искусства на «Сотби» и «Кристи», изредка действительно обладали глубокими знаниями и были утонченными ценителями, но по большей части напоминали бизнесменов, покупающих новую компанию, чтобы потом с выгодой ее перепродать, в данном случае коллекционерам, последнему звену цепи. До Уилсона аукцион обыкновенно не рассматривался как лучший способ продажи действительно ценных предметов искусства. Бытовало мнение, что их уместнее, да и выгоднее, передать крупным арт-дилерам, тактичным и не привыкшим распространяться о клиентах, а не выставлять на обозрение вульгарным невеждам в суете шумных аукционных залов.