Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

С одной стороны, деспотическая власть, основанная на полном всевластии принца, а с другой - власть, смягченная "обычаями предков": никакой другой пример, кроме примера персидских царей, не мог проиллюстрировать речь с большей силой.

Даже отмечая возникшую с момента взятия Газы тенденцию македонского царя к перенятию прискорбных иностранных обычаев [30] Квинт Курций IV.6.29: peregrinos ritu (наказание, наложенное на Батиса). , Квинт Курций относит настоящее начало негативной эволюции Александра и его приближенных к периоду длительной стоянки в Вавилоне, после сражения при Гавгамелах. Относительно этого эпизода Диодор крайне сдержан: "Александр позволил своей армии передохнуть подобным образом после завершения испытаний, которые она только что перенесла. Избыток провизии и гостеприимство жителей побудили его остаться в городе более тридцати дней". Еще меньше он говорит об этом, описывая вторичный приход войск в город, на обратном пути из индийского похода: "Как это было недавно, жители тепло приняли солдат. Все бросились в сладострастие и роскошь: у них было под рукой все, что необходимо для полного довольства" [31] Диодор. XVII.64.4 и XVII. 112.6 pros anesin kai tryph6n. . Диодор весьма прозрачно намекнул на римские идеи о роскоши, духовном упадке и ослаблении военной дисциплины, и Квинт Курций также говорит об этом.

Начиная с вечера разгрома, Дарий, назначенный глашатаем идей автора, разворачивает повествование о грядущем, в котором утверждает, что если он оставит открытой дорогу на Вавилон, то именно потому, что роскошь и женщины неизбежно испортят его противников [32] Квинт Курций V.1.4–6. . Далее Квинт Курций лицемерно утверждает, что если сатрап Суз охотно переходит на сторону Александра, то это было приказано ему самим Дарием, "дабы трофеи задержали Александра" [33] Квинт Курций V.2.8. . Описание вавилонских развлечений Александра состоит из множества соответствующих картин:

"Александр жил в этом городе дольше, чем где бы то ни было ранее, и ни в одном другом лагере не было таких проблем с военной дисциплиной. Нет ничего хуже вавилонских обычаев; ничто не может сильнее прельстить и возбудить безудержные страсти. Родители и мужья заставляют детей и родных заниматься проституцией с гостями, несмотря на позор... Эта известная армия, победившая Азию, объевшись, после тридцати четырех дней всех этих мерзостей, была бы безусловно слишком слаба для ожидавших ее опасностей, если бы у нее был враг..." [34] Квинт Курций V.1.36–38.

Этот пассаж является не чем другим, как разновидностью римской литературы exempla Как показывают первые слова и мораль истории, "стоянка Александра в Вавилоне" легко могла бы быть включена в качестве главы в сборники Фронтина и Валерия Максима, озаглавленные "О военной дисциплине" или "Древние институты". Согласно Валерию Максиму [35] Валерий Максим IX. 1.3 (глава luxuriaet libidine). , также как Титу Ливию и множеству других авторов, отвратительный "привкус роскоши" был введен в Рим вследствие побед в Македонии и в Азии. Он страстно осуждается, так как он развратил людей и народы, и более всего римлян, так же, как ранее были развращены спартанцы, - таков "Павсаний, который, совершив наиболее прекрасные подвиги, предался азиатским обычаям, и не краснеет от того, что его покинуло мужество, размягченное вследствие воздействия изнеженной жизни, которой он жил" [36] Валерий Максим II.6.1. . Как и целое римское литературное течение, жаждущее быть хранителем и носителем традиционных ценностей, Квинт Курций, даже без особо резких выражений в этом пассаже, разоблачает праздность (otium) как нечто противное древним жизненным правилам, позволяющим армии остаться единой, сильной и мощной [37] См. IV.8.4; V.2.2; VI.2.15. . В данном случае праздность сделала армию слишком слабой (debilior), и только отсутствие достойного врага позволяет скрыть очевидное. Таков истинный мотив Квинта Курция, который использует все клише о разложении и распаде, чтобы показать изменения, произошедшие в характере Александра.

Именно по причине римских мотивов и их стереотипного характера легко отыскать соответствующие параллели. Наиболее поразительный пример можно заимствовать у Тита Ливия - это описание стоянки Ганнибала и его армии в Капуе:...

"Он отправился на зимние квартиры в Капую. Большую часть проведенного там времени он думал о своих войсках, поселенных в домах города, которые уже давно были проверены в деле, закалены в лишениях и непривычны к роскоши. Избыток трудностей сделал их непобедимыми; но они безоговорочно поддались наслаждениям неумеренного сладострастия, тем сильнее опьяняющих их, чем больше они были их лишены. Они бурно окунулись в развлечения. Долгий сон, вино, пиры, разгул, ванны и отдых, которые привычка делает день ото дня все более привлекательными, развратили их до такой степени, что впоследствии их более защищала слава прошлых побед, чем нынешние силы... Можно также заметить, что армия Ганнибала по выходе из Капуи уже не была столь же боеспособной, как до прихода туда. Почти все жители Карфагена безудержно общались с женщинами легкого поведения; и когда они снова стали жить в палатках, они почувствовали раздражение от солдатской жизни, им недоставало уже и мужества, и сил. Позже, в течение всего лета, они толпами бежали из своих отрядов, и эти дезертиры также скрывались именно в Капуе" [38] Тит Ливии XXIII.18.12. .

Этот exemplum - поскольку это он и есть, - также использован Валерием Максимом в главе, посвященной роскоши и удовольствиям самых разных видов (luxuria и libido):

"Изнеженность Капуи была очень полезна для интересов нашей республики. Она связала Ганнибала силой своей привлекательности. Его невозможно было победить силой оружия, [но он был побежден] злоупотреблением хорошего стола, вина, приятных ароматов и сладострастия, что вынудило его и его армию расслабиться в удовольствиях..." [39] Валерий Максим IX. 1, ext. 1.

Как и другие авторы, Квинт Курций возвращается к этому вопросу после смерти Дария:

"Но когда разум Александра, более стойкого к военным трудам, чем к отдыху и бездеятельности, был освобожден от повседневных размышлений о преследующих его угрозах, он начал принимать приглашения на развлечения. И он, которого не могли победить персидские армии, был побежден их пороками: длительные пиры, бессмысленная привлекательность долгих попоек и бессонных ночей, игры, толпы наложниц. Он позволил себе полностью поменять свои обычаи, переняв иноземные нравы; он принял их для себя за образец, как желательный образ для своих сподвижников, чем поразил рассудок и оскорбил взгляд своих соотечественников до такой степени, что многие из его друзей считали его предателем своей Отчизны..." [40] Квинт Курций VIV2.12.