Михаил Гурвич - Бои на Карельском перешейке

Наступала морозная ночь с крепким, пронизывающим до костей ветром. Свистела поземка. Звезды изредка показывались из-за туч.

С левого фланга заработал наш пулемет навстречу шюцкоровцам.

— Не стреляй по своим, бери левее! — загорланили по-русски белогвардейцы.

Но эти голоса только помогли пулеметчику вернее нащупать цель.

Перестрелка продолжалась до глубокой ночи. А тем временем капитан Подставкин отводил назад одно подразделение за другим. Наконец, незаметно снялись с фронта последние бойцы. Батальон построился в том же порядке, как шел сюда, и двинулся обратно, в обход вражеских сил.

Белофинны скоро догадались о нашем уходе. Они послали вслед за нами лыжников. Но мы ловко сманеврировали, отвлекли их на озеро, а сами ушли лесом.

Через четыре дня с боями мы вышли к своим передовым позициям. Задача, поставленная командованием — разгром белофинского тыла, — была выполнена.

Я — парикмахер. С девятьсот тридцатого года. А до тридцатого года был беспризорником. Сбежал из детского дома и шесть лет беспризорничал. Весь СССР объехал.

В тридцатом году мне было пятнадцать лет. И задумался я над своей жизнью. Вижу, так продолжать нельзя — пропадешь. Поехал я в Малую Вишеру, а там единственный мой родственник жил, двоюродный брат, парикмахер. Встретил он меня хмуро, потом послал помыться т говорит:

— Дай честное слово, что будешь работать!

Делать нечего, дал я ему честное слово. И стал он меня учить своему ремеслу. У же через три месяца я получил кресло с клиентом. Стригу и брею, стригу и брею, — поначалу не очень хорошо, для столицы бы и не сгодилось, а для провинции ничего, сошло.

В 1936 году я был взят в армию. Повели вас, призывников, в баню, начали стричь. Гляжу — у одного из стригунов ребята морщатся, кряхтят.

— Давай-ка, — говорю, — сюда машинку.

Надел я халат, принялся за дело. Поглядел командир на мою работу и говорит:

— Вот это специалист!

Так меня и зачислили в часть парикмахером.

Служу я на военной службе, стригу и брею, стригу и брею.

В 1939 году, когда меня опять призвали в армию, — опять пришлось стричь и брить.

Стояли мы на самой финской границе. Вот брею я однажды командира разведки и давай ему жаловаться:

— Никак от бритвы не уйти. Я и в гражданской жизни брею, и на военной службе брею. Возьмите меня к себе в разведчики!

Он посмотрел на меня и говорит:

— Ну, что ж, возьму.

Стал я учиться быть разведчиком. Учился с азартом, быстро познакомился и с винтовкой, и с ручным пулеметом.

И вот — война.

Приходит командир полка, читает приказ. Наша дивизия первой переходит границу, наша разведка действует первой.

— Пойдете, — говорит, — утром вместе со взводом пограничников.

Пограничников нам дали в провожатые.

Позавтракали. Подогнали на себе снаряжение, все уложили, подтянули, чтобы не брякало. Пошли к реке Сестре.

В 8 часов началась артиллерийская подготовка. В 8.10 наша разведка стала переправляться через реку. У нас уже заранее были приготовлены срубленные деревья, по ним и перебрались на ту сторону.

Тихо. Противника не видно. Перебегаем от дерева к дереву, тянем связь, даем по телефону донесения.

Вошли в деревню Помпола. Пусто. Ни одного человека. Здесь пограничники нас оставили:

— Дальше, — говорят, — и мы дороги не знаем. Счастливого пути, товарищи.

Идем, идем, верст семь прошли — все никого. И вдруг навстречу пули. Заговорили, слышим, станковые пулеметы. Мы залегли. Ползем и видим: перегорожена дорога, нивесть что наворочено! Противотанковые рвы, надолбы, проволока, завалы из толстенных сосен. Не пройти.

Мы отползли назад, засели в лесу. Ждем, пока подойдет полк.

Ждем. Уже темнеет. Полка нет. Выставили дозоры и боковое охранение.

Наконец, подошел 1-й батальон полка.

Докладываем командиру батальона: так и так. Командир батальона подумал и говорит:

— Нужно завалы обойти.

Приказал нам поискать обход справа. Пошли мы вправо. Все лес да лес. Темно, еле видно. Через некоторое время стали забирать налево. Берем все левее и левее. Часа через два вышли на какую-то дорогу. Наш командир долго смотрел на карту, прикрыв в темноте фонарик шинелью, и сказал:

— Пожалуй, это продолжение той самой дороги, вдоль которой мы продвигались днем. Мы обошли финнов с тыла.

Присели мы немножко отдохнуть, перед тем как двигаться назад. И вдруг — стрельба. Несколько пулеметов сразу. Но полета пуль не слышно. Значит, стреляют не по нас. Стали мы осторожно шарить по лесу и увидели в ночном воздухе огненные шнурки. Трассирующие пули! Теперь картина ясна. Это с завала, который мы обошли, стреляют по нашему батальону. А мы сзади у финнов.

Но темно, ничего не разглядишь. Никак нельзя действовать! Притаились мы, решили дождаться рассвета.

Когда начало рассветать, тут мы и увидели финское укрепление. Все оно обращено туда, в другую сторону, а с нашей стороны совершенно открыто. Пулеметчики лежали к нам спиной, в бревенчатых гнездах, и мы видели их пятки.

Финны опять стали обстреливать расположение нашего батальона. Бросились мы на них. «Ура!» В деревянном гнезде лежит передо мной пулеметный расчет — три человека. Граната, взрыв — и нет ни пулеметчиков, ни гнезда. Кругом рвались гранаты. Финны в панике разбегались.

Новое «ура» — это батальон пошел в атаку. Заграждение было взято.

Вот первый бой, в котором я участвовал.

Вскоре нашу роту разведчиков распределили взводами по батальонам. Так при 1-м батальоне я и остался.

5 декабря, продолжая наступление, наш полк вышел к озеру Ахи-ярви. Заночевали. Еще перед рассветом нас, разведчиков, накормили горячим завтраком и поставили нам задачу: разведать дороги, с тем чтобы обойти озеро, которое едва покрылось льдом.

Командир взвода вывел нас на опушку леса, здесь развилка дорог. Разделились. Я пошел в головном дозоре вместе со своим товарищем Ивлевым. Только-только начинало светать. Сзади, метрах в ста пятидесяти двигались застава и боковые дозоры. Еще дальше сзади — основное ядро с командиром взвода. Все мы в белых халатах, с винтовками и гранатами. Дорога вьется. Сумерки. Ивлев осматривает правую сторону дороги, я — левую. Подходим к каким-то большим камням. И вдруг мне послышалось, будто Ивлев что-то тихонько сказал. А на нас каски, подшлемники, слышится туговато.

Шепотом его спрашиваю: «Что?» Он на меня удивленно смотрит, и я начинаю понимать, что это не его я слышал. Я мигом — за камень. Ивлев — за другой. С одной стороны камня держу винтовку, с другой стороны — гранату-«бутылку».