Михаил Гурвич - Бои на Карельском перешейке

Боец подчинился, но шепот мой выдал нас. Финн повернул автомат и открыл огонь по бугру, за которым мы прятались. Лежим без движения. Только бугорок нас и спасает, а финн строчит из автомата, не жалея патронов.

Вдруг я почувствовал удар в плечо.

«Ранили», — подумал я, но сильной боли не почувствовал и продолжал лежать, как мертвый. Вот тут-то до меня дошли слова Березина о том, что много выдержки нужно разведчику. Только у моего товарища по молодости лет ее мало было. Несмотря на стрельбу финна, он вдруг пополз от меня влево, и вскоре я увидел только его ноги.

«Что с ним? — думаю. — Ранен или пополз в яму? Надо его выручать, если ранен».

А финны, как назло, ведут такой огонь, что я сдвинуться с места не могу.

Мой товарищ пролез в канаву и пополз по ней, решив прорваться за проволоку к своим, но увидел, что по канаве к нему навстречу ползут финны, чтобы окружить нас и взять живьем. Он пополз обратно и предупредил меня.

— Мы, кажется, попадаем в плен! — шепчет он мне и рассказывает, что увидел в канаве.

— Не может быть!

— А вот смотри!

Он показал на ползущих по канаве финнов и тут же застонал. Я повернулся к нему, спрашиваю:

— Тяжело?

— Тяжело, — шепчет он со стоном, держась за бок.

— Можешь отползти назад?

— Попробую, — отвечает и ползет вниз.

— Старайся, браток, старайся отползти, а я их тем временем Задержу, — обнадеживаю я своего товарища, хотя понимаю, что дело почти табак.

Вынул гранату и лежу. Подпустил финнов поближе и бросил в самую гущу…

А финн-автоматчик заметил моего товарища и открыл по нему огонь. Я в автоматчика вторую гранату, — от него только мокрое место осталось. Отползаю назад. Финны рычат, на меня скопом лезут. Я в них гранату… они отступают. Ползу назад, а мысли— о товарище.

Отполз он до середины проволоки или нет?

— Потерпи, браток, сейчас помогу, — шепчу ему, как будто он может меня услышать.

Вдруг у меня потемнело в глазах.

«Ослеп, что ли? — думаю. — Почему же глазам не больно?»

«Каска», — догадываюсь я. Она надвинулась мне на глаза, и я ничего не вижу. Поднимаю, а она снова на глаза лезет, сдвинуть совсем не могу, ремешком под халатом у подбородка стянута. Приподняться нельзя — убьют, а проход никак не найдешь. И ползаю я у проволоки, как слепой щенок, пока проволока не зацепила меня за халат и не опутала колючками, словно паук. И вот я уже не могу вырваться.

«Ну, теперь живьем возьмут! Лучше смерть, чем плен», — думаю, а сам пытаюсь освободиться от проволоки. Но паники — никакой. Соображаю, что винтовка вылезла вверх и видна. Я ее под себя. Опасаясь, что могут быть видны черные перчатки, прячу их… Мозг работает, как часы. Маскируюсь халатом, стараясь слиться со снегом. Лежу, не дышу. Чувствую, как финны проходят мимо, ищут меня и не могут найти… Проходят во второй раз — совсем близко. Слышу, как бьется мое сердце. Крепко сжимаю в руке наган…

«Дорого, гады, я продам вам мою жизнь!» — думаю про себя, а биение сердца остановить не могу. Мне кажется, что оно бьется слишком громко, и его услышат.

Финны отходят все дальше и дальше. Они уже метрах в двадцати. Напрягаю последние усилия и вырываюсь из проволоки, оставляя на ее прожорливых зубьях клочья белого халата и тела своего с кровью. Вскоре нахожу проход, посредине которого лежит мой боец. Подползаю к нему, прикладываю ухо к сердцу… Убили, гады! Такая меня злость взяла! Какого пария ухлопали.

Финны снова по мне огонь открыли. Взвалил я на себя мертвого товарища и пополз к нашим.

В это время меня одна пуля ударила в бок, другая в руку. Сжал зубы и ползу, — убитого не выпускаю. Не оставлять же мне его на растерзание этим волкам. Погиб комсомолец смертью храбрых. Я и решил, что мой долг — спасти его тело, чтобы хоть после смерти отдать ему должное за мужество и героизм.

Еще два ранения получил я… Чувствую, что истекаю кровью, а товарища не бросаю. Отдохнул и дальше ползу, а главное— стараюсь не потерять сознания, чтобы донести старшему лейтенанту об огневых точках, которые я разведал.

Березин, как услыхал стрельбу, прибежал на помощь и нашел меня уже в лесу. Я ему все доложил и тут же сознание потерял — больно много крови ушло из меня.

Пролежал я несколько дней в госпитале и вернулся в разведывательную группу… Теперь я знал, что такое разведка, понял, как нужна моя служба Родине.

Бурно течет полноводная красавица Вуоксен-вирта. Стремительно низвергаясь через гранитную преграду, она образует водопад Кивиниемен-коски. Зажатая скалами, река вливается в продолговатое озеро Суванто-ярви.

Над рекой не смолкают громоподобные раскаты артиллерийской канонады. Над противоположным берегом вспыхивают молнии шрапнелей. Высоко вздымаются черные фонтаны земли, с треском валятся на снег стволы столетних деревьев. За лесной завесой раздаются одиночные ружейные выстрелы. Перебивая их, вторят нестройным хором пулеметные очереди… Вдоль обрывистых берегов Вуоксен-вирта тянется линия фронта.

В глубине леса бело-зеленой вереницей выстроились танки. У машин энергично хлопотали танкисты — весельчак командир роты, любимец части, воентехник 2 ранга Григорий Руфов, совсем юный лейтенант Иван Прошин, широкоплечий водитель Никита Русин. Танкисты ползали по снегу, заглядывая под машины, проверяли механизмы.

Головная командирская машина ушла вперед к бревенчатой финской избушке, затерянной в лесу. Из люка танка ловко, по-кавалерийски выпрыгнул полковник Дмитрий Данилович Лелюшенко— командир бригады.

Он вышел на опушку леса у реки, пригнулся, лег и пополз к наблюдательному пункту.

Смельчаки-пехотинцы уже делали попытку на лодках прорваться на тот берег, но сильный вражеский огонь возвращал их обратно. Познакомившись с обстановкой, Лелюшенко пополз обратно к своему танку. Противник, следивший за ним, уже успел его засечь. В минуту, когда он садился в машину, снаряды и мины рвались впереди. Один из них рикошетом ударил в башню. Раздался стальной звон. Снаряд упал вблизи, не разорвавшись.

Полковник приказал водителю дать задний.

Три снаряда разорвались впереди — перелет.

— Попали в вилку, — предупредил полковник водителя. — Полный вперед!

Белофинны продолжали вести ураганный огонь по пустому месту.

Полковник прильнул к смотровой щели. От него не ускользнул подозрительный дымок над лесом. Впоследствии разведка обнаружила курсирующий за лесом белофинский бронепоезд.