Михаил Гурвич - Бои на Карельском перешейке

Так, ориентируясь на еле заметный огонек папироски, я с группой саперов бесшумно расчистил секторы обстрела.

А на рассвете наводчики моего взвода увидели цель, как на ладони. Мы открыли огонь бронебойными снарядами. Через 15 минут надолбы на протяжении 15–20 метров были начисто снесены, словно их ветром сдуло. Проход для танков сделан.

Когда враг опомнился и стал довольно точно бить по сосновой рощице, нас уже там не было. Мы не только успели ускользнуть отсюда, но и приступить к завтраку.

За едой Васильев балагурил:

— Обкурился я, товарищ командир… Пока вас ориентировал, четыре папиросы выкурил — все боялся, что ориентир потухнет.

Когда Михаил Трофимович Трусов впервые появился на новом аэродроме, товарищи прозвали его «медведем» — до того этот невысокий человек казался им малоподвижным в своем коричневом комбинезоне и меховых унтах.

— Медведь, совсем медведь. И имя даже медвежье. Михаил. Миша…

Целые дни Трусов проводил у своей серебристокрылой машины. Молча проверял приборы, опробовал моторы, делал какие-то вычисления. И так же молча наблюдал он за полетами других летчиков.

Скромный, тихий, он мало рассказывал о себе, больше приглядывался к товарищам. Те в свою очередь изучали его.

Однажды предстоял сложный тренировочный полет. К Трусову подошел командир.

— Сейчас летите вы.

Трусов сел за штурвал. Машина плавно скользнула по земле и рванулась вверх. С неослабным вниманием следили товарищи за тем, с какой виртуозностью и легкостью Трусов решал с воздухе сложную задачу.

— И кто бы только подумал. Вот тебе и медведь!

Уже тогда товарищи убедились, что перед ними незаурядный летчик.

…В дни боев на Карельском перешейке с особой силой сказалось летное мастерство Михаила Трусова.

Он совершил десятки боевых вылетов. Летал и тогда, когда многоярусная облачность прижимала к земле, когда пятидесятиградусный мороз сковывал пальцы и сквозь маску обжигал лицо, когда зенитный огонь преграждал путь самолету. Сквозь дождь и снегопад, в пургу и метель бесстрашно вел Трусов свою машину в бой с врагами.

Беззаветная отвага и искусство Трусова сделали его имя широко известным на фронте. Но более всего прославился отважный летчик подвигом товарищества, подвигом взаимной выручки, о котором мы расскажем читателю.

В это утро наши летчики отлично бомбили укрепленную линию противника и сейчас снова летели туда же, чтобы расчищать путь наземным войскам. Маршрут проходил над озером Куолема-ярви.

Ведущим шел капитан Локотанов. Слева от него вел свое звено Трусов.

Погода не баловала. Ветер гнал серые тучи. Самолеты шли над облаками.

— Цель, — доложил командиру штурман Кирюхин.

Трусов прорывает пелену облаков, спрашивает у штурмана:

— Видно?

— Отлично.

Глубокие воронки — следы утренней работы летчиков — зияли в земле. Кругом было тихо, пустынно.

«Притворяются, гады… Хитрят… — подумал Трусов. — Сейчас мы им покажем!»

Он хорошо изучил коварство врага. Точно такой же пейзаж ему довелось видеть несколько дней назад: заснеженный лес, домики. Но стоило самолетам очутиться над ними, как эти домики «заговорили».

Враг маскировался. Едва самолеты очутились у цели, завеса зенитного огня преградила путь. Разрывы снарядов ложились почти у самых машин.

Маневрируя, Трусов выводит звено из зоны огня. Штурманы моментально уточняют расчеты на бомбометание. Цель уже в пузырьке прицела. Из-под крыльев срывается смертоносный груз. Внизу взметнулись столбы огня, и густой черный дым поднялся к небу.

— Нормально, — улыбается Трусов.

Самолеты развернулись на обратный курс. Вдруг ведомый-старший лейтенант Мазаев почувствовал сильный толчок. Машину подкинуло вверх. Пули забарабанили по сиденью летчика. Мазаев мгновенно выводит самолет из-под обстрела.

— Все невредимы?

Штурман Климов кивнул головой. В кабине командира зажглась сигнальная лампочка — значит, стрелок тоже невредим.

Опытным глазом Мазаев оглядывает машину. На капоте левого мотора несколько рваных пробоин. Сильной струей вытекает вода.

— Сволочи… — выругался Мазаев. — Придется добираться на одном моторе.

Когда он сделал разворот, стрелок-радист Пономарев сообщил:

— Горит правая плоскость…

Развернув машину на обратный курс, Трусов по установившейся привычке решил посмотреть на своих ведомых. Машина Лобаева, правая ведомая, шла за ним. Трусов повернул голову влево. Мазаева не было.

Командир звена сделал крутой разворот. Далеко впереди он увидел как бы горящий факел. Это и был самолет Мазаева.

Не в обычае советских людей оставлять товарищей в беде. Если ты видишь, что твоему товарищу угрожает опасность, иди ему на выручку. Все за одного, один за всех. Это правило твердо усвоил Трусов и так учил свои экипажи.

Раздумывать некогда. Трусов дает полный газ. Он не выпускает из поля зрения самолет Мазаева. Но вот густые облака скрывают горящую машину.

Что делать? Обходить облачность? Это значит — потерять несколько минут.

Прорваться вперед, сквозь облачность!

Рваной ватой плывут облака, расступаясь перед могучими моторами.

Вот впереди опять маячит самолет Мазаева.

— Лишь бы добраться к своим… — думает Мазаев, напрягая все силы, чтобы дотянуть машину до линии фронта. Но до родной земли далеко, а единственный мотор с каждой минутой все больше и больше сдает.

Вокруг стало темно. Густые черные клубы дыма заволокли небо. Белофинны открыли стрельбу из зениток. Мазаеву пришлось маневрировать на пылающем самолете. Вот-вот сдаст правый мотор.

— Держись, товарищи, — шепчет летчик.

Плывут земля, лес, блещет озеро, скованное льдом. Садиться нельзя: площадка слишком мала, погубишь экипаж. Вот озеро побольше…

Яростно бьют вражеские зенитки. Воздух наполняется громовым гулом. Неожиданно Мазаев видит, как огненные струи трассирующих пуль скрещиваются почти у самого самолета, а сверху доносится рокот моторов.

Мазаев поднял голову: впереди, сбоку и сзади летели наши истребители. Это они поливали свинцом зенитки врага. Мазаев понял: боевые друзья пришли на выручку. Еще через несколько секунд он увидел самолет своего командира Михаила Трусова. Он кружил над ним и покачивал крыльями. А дальше — машины Локотанова, Лобаева, Сажко, Баратьяна. Вся пятерка шла на помощь товарищу.