Коллектив авторов - Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

К 1924 году военизированное насилие, спровоцированное поражением, революцией, контрреволюцией и межэтническими столкновениями по поводу принадлежности к новым нациям, в большей части Европы либо затухало, либо перерождалось во внутриполитическую борьбу. В Германии после оккупации Рура в 1923 году парламентское правительство и экономика постепенно стабилизировались, что заложило основы для «процветания» середины и конца 1920-х годов. Большевики, понемногу приступавшие к нормализации дипломатических отношений с другими странами, уже не представляли собой столь явной международной угрозы, как прежде.

После того как улеглись страсти военного времени, Франция тоже вступила в период разрядки в отношениях с бывшим врагом. В то время как оккупация Рура обеспечила прекратившееся было поступление репараций, их издержки в смысле поляризации германской политики подталкивали французов к частичному примирению с прежним противником. Результатом стало наступление с 1926 года эпохи Локарнской дипломатии, принятие Германии в Лигу Наций и партнерство французского и немецкого министров иностранных дел Аристида Бриана и Густава Штреземана, полных решимости сделать все, чтобы их странам не пришлось еще раз пережить катастрофу мировой войны {858} 858 См.: Steiner Z. The Lights that Failed. European International History, 1919–1933. Oxford, 2005; Wright J. Gustav Stresemann. Weimar Germany’s Greatest Statesman. Oxford, 2002. . Сигналом к переменам и одновременно их подтверждением стали майские выборы 1924 года, вернувшие в парламент левоцентристское большинство и позволившие Радикальной партии, объединившейся с социалистами в так называемый Cartel des Gauches («Картель левых»), сформировать правительство {859} 859 Jeanneney J.-N. Leçons d’histoire pour une gauche au pouvoir: la faillite du cartel, 1924–1926. Paris, 1977. . Политические лидеры, во время войны подвергавшиеся преследованиям за пацифистские взгляды (Кайо, Мальви), возобновили свою министерскую карьеру. На повестку дня был снова поставлен ряд социальных реформ, за которые во время войны выступали умеренные синдикалисты и социалисты. Но в первую очередь благодаря «культурной демобилизации» стихала ненависть к военному противнику. Кровь, пролитая на фронтах, становилась вкладом в укрепление антивоенных настроений и, соответственно, в новый интернационализм, призванный уменьшить межнациональную враждебность {860} 860 Horne J . Locarno et la politique de la démobilisation culturelle, 1925–30 // 14–18 Aujourd’hui — Today — Heute. Paris, 2002. T. 5. P. 73–87; Idem. Demobilizing the Mind: France and the Legacy of the Great War, 1919–1939 // French History and Civilization. 2009. Vol. 2. P. 101–119 (также на ). .

Все это разрушало «культуру победы» и порождало сильнейшее беспокойство среди ее главных представителей — правых националистов {861} 861 О разочаровании, ощущавшемся после 1918 года, см.: Martin В. France and the Après-Guerre, 1918–1924: Illusions and Disillusionment. Baton Rouge, 2002. . В то время как прочие могли верить в то, что новая Германия была уже совсем не той империей, что развязала войну, правые сохраняли убеждение, что под демократическим фасадом все осталось прежним. В самом факте установления дипломатических отношений Советской России с Францией, как и с другими европейскими державами, они усматривали очередной революционный заговор, а создание небольшой, но чрезвычайно провокационно себя ведущей Французской коммунистической партии формализовало идеологическую конфронтацию между демократией, коммунизмом и авторитаризмом во внутренней политике {862} 862 Tiersky R. French Communism, 1920–1972. N.Y.; London, 1974. . Таким образом, «боши» и «большевики» оставались врагами, но теперь к этому списку прибавился и сам Cartel des Gauches , который обвиняли в посягательствах и на победу 1918 году, и на завоевавших ее ветеранов. Язык дипломатической разрядки и культурной демобилизации, в рамках которой сама война изображалась величайшим злом, воспринимался как предательство. Соответственно тенденции, ослаблявшие военизированное насилие в других странах, оказывали противоположный эффект во Франции, где военизированное движение приобрело статус серьезной идеи и заметного течения в политике. Природу и масштабы этого военизированного движения можно оценить, вкратце ознакомившись с наиболее заметными группами из числа поддерживавших его.

Пьер Тэтэнже, основатель Jeunesses Patriotes (JP), был скромным служащим парижского универмага Printemps , породнившимся с банкирской семьей и со временем превратившимся в успешного бизнесмена и основателя фирмы по производству шампанского, получившей его имя. Благодаря влиянию со стороны родственников жены Тэтэнже навсегда стал приверженцем бонапартистского течения во французской политике и перед войной вступил в Лигу патриотов (основанную в ответ на поражение 1871 года). На выборах 1919 года он получил место депутата от Парижа. Все это способствовало его приобщению к давним традициям правого авторитаризма. Однако Тэтэнже побывал и на Первой мировой войне, удостоившись четырех упоминаний за отвагу, проявленную этим «прирожденным военным» {863} 863 Soucy R. French Fascism: The First Wave, 1924–1933. New Haven; London, 1986. P. 41. . В 1920 году он считал революционерами даже реформаторское руководство CGT, осуждал забастовщиков за попытку «саботировать победу» и призывал наградить железнодорожников, патриотично продолжавших работать, — при этом, впрочем, довольствовался тем, что поддерживал правительство Мильерана {864} 864 Journal Officiel. Chambre des Députés. Débats. 1920. 18–21 mai. P. 1533. . И напротив, в 1924 году победа «Картеля левых» представлялась Тэтэнже угрозой для самого государства, вынудив его к основанию новой военизированной политической организации — JP.

Поводом для этого послужили события 23 ноября 1924 года, когда состоялась официальная церемония переноса останков Жана Жореса, лидера социалистов и решительного сторонника мира, убитого в 1914 году накануне войны, в Пантеон. В глазах правых это стало символом всего зла, воплощавшегося в «Картеле левых». Мало того, что эта церемония означала официальное одобрение антивоенной позиции Жореса и, соответственно, отречение от жертв Мировой войны; ключевую роль в торжествах играл организованный труд — за гробом шли шахтеры из избирательного округа Жореса в полном горняцком облачении и в черных шапках. Еще более тревожным было то, что в шествии участвовали коммунисты, которые несли красные флаги, пели «Интернационал» и выкрикивали: «Долой войну!» К ним присоединялись рабочие, включая многих иммигрантов: они в значительном количестве приезжали в послевоенную Францию, привлеченные реконструкцией северо-востока страны {865} 865 Les Cendres de Jaurès au Panthéon // Le Matin. 1924. 24 nov. . Для Тэтэнже это стало призывом к действию; зрелище иностранных рабочих под коммунистическими флагами навело его на мысль о том, что «еще несколько дней — и улицы могут стать добычей революции» {866} 866 Kieffer J.-Ch. De Clemenceau à Lyautey. Les Origines, les buts, l’action des Jeunesses Patriotes de France de 1924 à 1934. Nantes, 1934. P. 10. .