Коллектив авторов - Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

Было бы заманчиво возводить корни насилия, сопровождавшего сталинскую коллективизацию сельского хозяйства, к эпохе Гражданской войны — тем более что многие большевистские активисты и председатели колхозов были ветеранами Красной армии. Тем не менее коллективизация представляла собой очевидный пример государственного, централизованно осуществлявшегося насилия, основанного на советской идеологии и отличавшегося двойной целью — ликвидировать частную собственность на землю и уничтожить кулаков, объявленных классовыми врагами. Это насилие было связано с событиями предыдущего десятилетия лишь в той степени, в какой вся политическая культура большевистского режима сформировалась под влиянием Гражданской войны, на что нередко указывают исследователи сталинизма {454} 454 См., например: Fitzpatrick Sh. The Russian Revolution. 2nd ed. N.Y., 1994. P. 87–92. . Возможно, в большей степени с военизированным насилием Гражданской войны была связана подпольная Организация украинских националистов (ОУН), действовавшая в западных украинских областях, входивших в состав Польши. Членами ОУН по большей части были ветераны Первой мировой-войны, обычно также являвшиеся ветеранами войны украино-польской и нередко участниками борьбы с большевиками в Центральной Украине. Врожденное сходство ОУН с прочими правыми военизированными организациями межвоенной Европы подчеркивалось свойственными этой организации культурой поражения, вирулентным национализмом и готовностью к применению силы.

После Первой мировой войны Литва, Латвия, Эстония, Финляндия и Польша превратились в классические постимперские «зоны дробления». В течение 1918–1920 годов северо-западные приграничные территории бывшей Российской империи захлестнула новая волна кровопролитных боевых действий. Красные, белые, немцы, литовцы, латыши, эстонцы, финны и поляки сражались друг с другом, проявляя свирепость, зачастую достигавшую уровня ожесточенности 1914–1915 годов. В противоположность Первой мировой войне это послевоенное насилие отличалось менее значительными масштабами, иррегулярным характером и непостоянством. Но при этом для него была характерна более заметная идеологическая и этническая мотивированность, а также более пестрый состав участников, в число которых входили не только традиционные армии, но также гражданские отряды самообороны, партизаны и добровольческие военизированные формирования. Различные националистические и контрреволюционные течения противостояли друг другу и большевистскому революционному проекту, и все они претендовали на те или иные части данного региона с целью установления на них «нового строя». Некоторым западным наблюдателям, в том числе таким заметным, как Уинстон Черчилль, эти жестокие схватки представлялись не более чем «войнами пигмеев», однако не следует недооценивать их значения для местных жителей {455} 455 Hyde-Price A. Germany and European Order. Manchester, 2001. P. 75. . Вообще, одной из уникальных черт этого региона является то, что, в отличие от Западной Европы, память о Первой мировой войне здесь полностью отошла в тень воспоминаний об этом послевоенном конфликте, наследие которого продолжает жить в местной националистической мифологии и в современной политике {456} 456 Liulevicius V.G. Building Nationalism: Monuments, Museums, and the Politics of War Memory in Inter-War Lithuania // Nord-Ost Archiv. 2008. Vol. 27. P. 230–234. .

По мере того как поспешно формировались новые армии, состоявшие из ветеранов прежних имперских войск и новобранцев, различие между «военизированными» и «военными» организациями становилось все более расплывчатым. Послевоенные годы стали «золотой эрой» военизированных движений, возникавших как по всей Центральной и Восточной Европе, так и в других регионах {457} 457 Новый сравнительный подход к европейским военизированным движениям был предложен Робертом Гервартом: Gerwarth R. The Central European CounterRevolution: Paramilitary Violence in Germany, Austria and Hungary after the Great War // Past & Present. 2008. Vol. 200. P. 175–209. См. также недавнюю работу: Prusin A.V. The Lands Between: Conflict in the East European Borderlands, 1870–1992. Oxford, 2010, особенно Ch. 3. . Важную роль в этом послевоенном конфликте наряду с традиционными национальными, революционными и контрреволюционными армиями играли различные военизированные формирования. В новых государствах — Литве, Латвии и Эстонии — военизированные отряды включали красных и «зеленых» партизан, немецких и белых русских добровольцев, а также польское, литовское, латвийское и эстонское ополчение.

Данная глава в первую очередь посвящена одной из наименее известных из этих военизированных группировок — литовским «шаулисам» ( Sauliai , Союз стрелков Литвы, или ССЛ). Однако мы также дадим сравнительный обзор двух других военизированных организаций, возникших в Латвии и Эстонии: латышских «айзсаргов» (Aizsargi) «Защитники») и эстонского «Кайтселийта» ( Kaitseliit , Лига обороны). Все три организации были созданы в 1918–1919 годах в качестве гражданской милиции самообороны. К 1940 году каждая из них насчитывала более чем 60 тысяч членов («Кайтселийт» со своими вспомогательными организациями — более 100 тысяч членов), однако к концу 1940 года все они были упразднены советским режимом, а их лидеры арестованы, посажены в тюрьму, депортированы или казнены. Мы изучим идеологические корни этих организаций, их военные функции, политические цели и инициативы, а также их долгосрочное наследие — с целью объяснить их превращение в крупномасштабные социальные движения, имевшие между собой больше сходства, чем различий.

При этом более широкая задача будет заключаться в поиске взаимосвязи между военизированными движениями и национальным строительством. Являлось ли военизированное насилие последствием Первой мировой войны или результатом послевоенных конфликтов? Каковы были источники его легитимности? Можно ли назвать его стратегией национального строительства? В чем состоит его долговременное наследие?

Вследствие запоздалого и незавершенного процесса национального строительства, тормозившегося российским империализмом и Первой мировой войной, последовавшие прибалтийские «освободительные войны» (1918–1920 годов) породили радикальную стратегию национального строительства: национальный милитаризм {458} 458 Теорию о запоздалом национальном строительстве выдвинул Мирослав Хрох. См.: Hroch М. Social Preconditions of National Revival in Europe: A Comparative Analysis of the Social Composition of Patriotic Groups among the Smaller European Nations. Cambridge, 1985. P. 86–88. . Он представлял собой особую разновидность «тотальной мобилизации», требовавшую поставить под ружье все население. В то время как его непосредственные причины коренились в конфликтах, вспыхнувших после окончания Первой мировой войны, его идеологические и психологические основы сформировались под влиянием Первой мировой войны и русской революции. Самое важное заключается в том, что военизированное движение было симптоматическим следствием этого национального милитаризма, в первую очередь стремившегося превратить гражданское население в граждан-солдат.