Джон Бальфур - Османская империя [Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–ХХ вв.]

В 1876 году Балканский мятеж перерос в открытое объявление войны Порте Сербией и Монтенегро, которых поддерживали и поощряли русские. В течение трех месяцев турки нанесли поражение сербам, и от победного марша на Белград их остановило только прямое вмешательство России, которая настояла на перемирии. Русский и австрийский императоры, при поддержке Германии, составили Берлинский меморандум, призванный навязать Порте реформы. Британии было предложено сотрудничество.

Она его отвергла, поскольку с ней, так же как с Францией и Италией, предварительно не проконсультировались три военные державы, и она считала предложения — по словам Дизраэли, тогда бывшего премьер-министром, — «просьбой разрешить им приставить нож к горлу турок». Меморандум подразумевал в конечном счете совместную военную оккупацию османской территории, несовместимую с независимостью и территориальной целостностью страны, к чему стремилась Британия. Чтобы заверить Порту в британской поддержке, к входу в Дарданеллы была направлена эскадра британского Средиземноморского флота. Желая во что бы то ни стало предотвратить войну, к которой явно готовилась Россия, Британия созвала Константинопольскую конференцию.

Обнародование конституции озадачило делегатов. Получалось, что Порта со своим планом конституционной реформы может обойтись без интервенции и помощи великих держав. Не веря в ее искренность, в свете предшествующего опыта, делегаты отмахнулись от нее, как от слишком хорошо знакомой политической уловки, мишурного блеска, как они ошибочно восприняли два предыдущих декрета Танзимата, которые должны были обеспечить для Турции в условиях кризиса добрую волю и поддержку Запада против российской угрозы. Но теперь они почти ничего — или совсем ничего — не могли сделать, чтобы добиться собственных целей. Поэтому в январе 1877 года, после неудавшейся попытки переговоров, конференция закрылась, а вскоре после этого Порта и Сербия подписали сепаратный мир. Лорд Солсбери, британский делегат, уехал из Стамбула в полной уверенности, что война неизбежна.

На самом деле его задача — попытаться ее предотвратить — не стала легче после болгарских убийств и еще больше усложнялась разницей во взглядах британских министров. Не упрощали ее и действия Гладстона, который активизировал кампанию против турецкого правительства энергичными речами на митингах в разных частях страны. В них он осуждал турок за плохое управление и жестокость к своим христианским подданным, продвигал единогласные решения о необходимости их лишения всей исполнительной власти в Болгарии, воспламеняя общественное мнение против «ужасных турок». Сам лорд Стрэтфорд де Редклифф открыто выразил согласие с Гладстоном и высказался в пользу расширения британского защитного влияния за пределы Болгарии, чтобы распространить его на всех угнетенных османских подданных во всех частях Балкан.

Ветеран государственной службы из либералов инициировал движение, выходящее за рамки партийной политики и вызвавшее разногласия в кабинете. От имени правительства лорд Дерби, министр иностранных дел, хотя резко осуждал концепцию Гладстона о Крестовом походе, чтобы выдворить турок из Европы, проинформировал султана, что эти преступления вызвали праведное негодование британского народа, и потребовал наказания виновных и освобождения страдальцев. Такое отношение было на руку России, которая планировала войну против Турции и понимала, что теперь шансы на британское вмешательство снизились. Лорд Дерби укрепил это убеждение, предупредив русское правительство, что Британия в случае войны не потерпит угроз Стамбулу и Босфору, Египту и Суэцкому каналу. Для царя это было доказательством того, что Британия не станет вмешиваться в действия России против Порты в других местах, и британский посол получил соответствующие пацифистские заверения. Большинство в британском кабинете выступало против войны с Россией от имени Турции.

Премьер-министр, с другой стороны, вскоре перешедший в верхнюю палату, как лорд Биконсфилд, имел более воинственный настрой по отношению к России. Он опасался ее дальнейшей экспансии и не доверял заявлениям. Дальновидный империалист, Дизраэли понимал важность сохранения территориальной целостности и независимости Османской империи, о чем говорил Пальмерстон и что было закреплено в Парижском договоре. Этот традиционный подход к восточному вопросу стал еще более важным для целостности Британской империи после открытия Суэцкого канала и, следовательно, необходимости защищать линии связи империи против нападения с флангов и угрозы российской экспансии в целом.

На болгарские зверства он сначала отреагировал с некоторым скептицизмом, обоснованно заподозрив, что первые неподтвержденные сообщения о них в оппозиционной прессе были преувеличенными. Он относился к ним как к сплетням и в любом случае побочному аспекту более широкого восточного вопроса в целом. Там действительно происходили ужасные вещи, этого никто не отрицал, но консульское расследование показало, что указанное количество смертей завышено вдвое. Но было ли это достаточной причиной для Британской империи, чтобы отказаться от своих договоров и изменить традиционную политику? Но все же для британских интересов было чрезвычайно важно в любом случае защитить Турцию от вторжения России, как в Крымской войне.

В партийной политической речи в Эйлсбери, в своем прежнем избирательном округе, Дизраэли осудил агитацию Гладстона, как непатриотичную, наносящую вред интересам Англии и роковую для мира в Европе. Он написал леди Брэдфорд, что Гладстон «отомстит за болгарские зверства, устроив мировую бойню». Наконец, в день лорд-мэра он произнес в городской ратуше пламенную речь, выступая за турецкую независимость и против «ужасных призывов к войне», исходивших от России.

Сильная речь лорда Биконсфилда, а не более умеренные заявления лорда Дерби и Солсбери, была истолкована султаном Абдул Хамидом как официальная позиция Британии, убедив его в британской поддержке в войне против России и укрепив решимость отвергать все предложения конференции. Тем временем царь Александр II не скрывал своих враждебных намерений и заявил о них в своем заявлении в Москве, эхом прокатившемся по всей Европе. Если, сказал он, Россия не получит адекватных гарантий от Порты, тогда он твердо решил предпринять независимые действия, и убежден, что русский народ откликнется на его призыв.

Теперь царь пытался выиграть тактическое преимущество и время, в последней попытке добиться компромиссного урегулирования между державами. Но его предложение было отвергнуто Портой, как не соответствующее Парижскому договору. После этого Россия объявила войну Османской империи. Тем временем она достигла договоренности, подтвержденной в тайном соглашении с Австрией. В нем определялись их сферы влияния на Балканах. Россия уступала Австрии право, в обмен на нейтралитет, оккупировать Боснию и Герцеговину, тем самым обезопасив свои фланги от нападения с запада в русском вторжении, которое теперь должно было начаться.