Джон Бальфур - Османская империя [Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–ХХ вв.]

Он с самого начала требовал, чтобы Россия предоставила условия любого договора с Турцией на суд Европы. Европейские державы ответственны за договоры 1856 и 1871 годов, которые не могут изменяться без их согласия. Россия уже согласилась, в принципе, на созыв конгресса для этой цели, но с предварительным условием, что она сможет выбрать статьи договоров, которые будут обсуждаться. Британское правительство настаивало, что обсуждаться должен договор в целом. Когда поступил отказ русских, лорд Биконсфилд начал действовать, призвал резервы и приказал индийским войскам отправиться через Суэцкий канал на Мальту.

Эта демонстрация силы Британии совпала с мобилизацией, в защиту ее территориальных интересов на Балканах, в Австро-Венгрии, которая изначально выдвинула идею созыва конгресса. Британия, более того, поддерживала дело греков и румын и их требование быть представленными на конгрессе. Грекам английское правительство заявило, что оно «готово употребить все свое влияние, чтобы предотвратить поглощение славянским государством любого греческого населения». Балканские мусульмане обратились в поисках справедливости к королеве Виктории как правительнице сотен миллионов подданных-мусульман. Албанцы создали лигу «сопротивления до конца» любой попытке захватить их земли. В этой ситуации русский царь изменил свою позицию. В секретном соглашении между британским и русским правительствами, вскоре ставшем известным, его посол в Лондоне изменил первоначальные планы относительно Великой Болгарии. Так были устранены все препятствия для Европейского конгресса, который открылся в Берлине летом 1878 года. Председательствовал на нем Бисмарк.

Берлинский договор, подписанный в течение месяца шестью державами, по сути свел на нет договор Сан-Стефано. Русским пришлось отказаться от плана создания Великой Болгарии. Вместо этого Болгария была разделена на две провинции. Из них только северная, ограниченная рубежами Дуная, Черного моря (с портом Варна), границами с Сербией и Македонией, а также Балканским хребтом, без выхода к Эгейскому морю, имела право на политическую автономию под суверенитетом султана. Правящий князь не должен был принадлежать к ведущей династии. Его избрание должно было подтверждаться не одной только Россией, но и Портой, с общего согласия других держав, участниц конгресса. Вторая автономная болгарская провинция под названием Восточная Румелия должна была создаться к югу от Балканского хребта и, как образующая европейскую границу Османской империи, находиться «под прямой политической и военной властью султана».

Против всего этого Россия первоначально возражала. Но в конце концов уступила настояниям лорда Биконсфилда, и, как заметил Бисмарк, «в Европе опять появилась Турция». Работа по организации Восточной Румелии была возложена на европейскую комиссию. Этому заслону русским посягательствам в восточной части Балкан на западе соответство вала усилившаяся мощь Австро-Венгрии после оккупации и введения ею своей администрации в Боснии и Герцеговине. Все это было сделано в соответствии с положениями секретного договора, подписанного еще перед войной между Россией и Австрией и бывшего платой за ее нейтралитет. Две отдаленные провинции, в которых проживали лишь немногочисленные турки, и большое смешанное население из мусульман, славян и других христиан могли, по мнению конгресса, лучше управляться сильной иностранной державой, особенно такой, как Австрийская империя, уже имевшая в числе своих подданных хорватов и сербов. Более того, эта уловка раскалывала предполагавшийся блок славянских государств на Балканах путем выделения Боснии и Герцеговине территорий, обещанных по Сан-Стефанскому договору Черногории, территория которой теперь не утраивалась, а только удваивалась, и Сербии, получившей компенсацию за счет не Турции, а Болгарии. Оставался турецкий санджак Нови-Пазар, как буферная территория между двумя славянскими государствами, причем Австро-Венгрии были также предоставлены некоторые права с потенциальным доступом к Албании и Македонии.

В Берлине, как и Сан-Стефано, основным потерпевшим оказалась Румыния, которая после конгресса стала на долгое время жертвой российской несправедливости. Россия, во что бы то ни стало желавшая продвинуть свои границы до Прута, настоятельно требовала Южную Бессарабию, в качестве условия румынской независимости. А этот регион и исторически и этнографически был румынским. Взамен она уступала, за счет Болгарии, Добруджу, пустынную землю за Дунаем, где жили болгары и турки.

Наконец, Греция в Берлине была вознаграждена если не существенным увеличением территории, то в основном, благодаря британскому посредничеству, определенными благоприятными корректировками границ с турецкими провинциями Эпир и Фессалия, а провинция Македония, оставшаяся у турок, была, по крайней мере, избавлена от угрозы болгарского правления. Крит, который Греция рассчитывала аннексировать, остался, несмотря на протесты его христианского населения, под властью турок. Никакой особой новой администрации не было обеспечено для таких оставшихся частей османских территорий в Европе, как Македония, Фракия, Албания и часть Эпира. Их христианским жителям, как и критянам, пришлось довольствоваться организацией специальных представительских комиссий, как это было предусмотрено еще десять лет назад, но так и осталось на бумаге.

Итоговый Берлинский договор, предотвративший большую войну дипломатическим путем, была назван лордом Биконсфилдом «почетным миром». Это был мир, на который существенное влияние оказал и Бисмарк, продвигавший интересы Пруссии, противоречившие интересам России, укрепляя позиции Австро-Венгрии в западной части Балкан. Более того, это была земля, где турки теперь не могли поддерживать порядок и австрийцы получили возможность улучшить условия жизни смешанного населения, христиан и мусульман. На конгрессе в Берлине европейские державы, по крайней мере, снабдили Балканы хотя и шатким, но документом, который мог обеспечить мир, правда постоянно нарушавшийся, следующему поколению. В последний момент они спасли Османскую империю от неминуемого исчезновения, дав ей последний шанс на жизнь. А главное — они наконец обуздали честолюбивые стремления России, которые изначально поощряли своим нейтралитетом, включить в свой состав большую ее часть. С тех пор русское влияние на Балканах осталось, но русское правление — нет.

Поднималась другая сила — не русский империализм, а балканский национализм. Дух национального самосознания, который проявился в начале века в восстаниях сербов и греков, привел, в подражание растущему национальному духу в Западной Европе, к борьбе оставшихся меньшинств за свою свободу. В Берлинском договоре был заложен принцип: «Балканы для балканских народов». В итоге, как барьер против русского империализма, группа развивающихся независимых Балканских государств стала менее уязвимой, чем слабеющая провинция Османской империи. Однажды освободившись, эти миллеты, ставшие «нациями», вряд ли могли снова пассивно подчиниться господству империалистической державы.