Олег Абакумов - Третье отделение на страже нравственности и благочиния [Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.]

Постоянные указания высшей полиции на реальные или мнимые злоупотребления требовали обязательной реакции, рассмотрения по существу, выяснения обстоятельств и установления важных деталей инкриминируемых действий, что еще больше затрудняло деятельность перегруженной системы правосудия. 14 октября 1841 г. министру юстиции В. Н. Панину была направлена А. Х. Бенкендорфом «записка о полученных частным образом сведениях». В ней сообщалось, что служащий в Правительствующем Сенате в Москве чиновник И. С. Ивановский получил из г. Суджи от А. Кривошеина деньги «для устранения препятствий по делу, и ему, Ивановскому, сделан Кривошеином вопрос: сколько еще нужно выслать?» [352] Там же. Д. 207. Д. 2–3. . В ходе внутренней проверки было выяснено, что этот чиновник служил в канцелярии 7-го департамента Правительствующего Сената младшим помощником секретаря. По уверению обер-прокурора, «несмотря на достаточное время, употребленное им, для собрания сведений о Ивановском, он не открыл никаких предосудительных его действий по службе; что же касается до поведения его, то оно всегда было безукоризненным». Никаких дел А. Кривошеина в департаменте «не производится, и не производилось с 1834 г., за каковое время собраны им справки» [353] Там же. Л. 7. . Поэтому было решено переписку оставить без дальнейших последствий, так как полученные об И. С. Ивановском неблагоприятные сведения ничем не подтвердились.

Еще один документ, показывающий, что «достоверные сведения» не всегда таковыми являлись, а могли быть средством сведения личных счетов. 20 января 1842 г.

А. Х. Бенкендорф писал министру юстиции «о доходящих слухах» о том, что «председатель черниговской уголовной палаты статский советник Михно человек корыстолюбивый, но старается прикрывать свой порок смирением, на дела же имеет весьма малое влияние. Товарищ его коллежский асессор Гримбецкий играет главную роль в палате, он человек не глупый, но хитрый, пронырливый и имеющий самую невыгодную репутацию в губернии» [354] Там же. Д. 216. Л. 1–3. .

Министр сделал запрос местному губернскому начальству. В ответ губернатор В. А. Шереметев ничего определенного сообщить не смог, а черниговский губернский прокурор разъяснил, что по сложившейся практике слушаний никто особого влияния на производство дел не имел, дела обычно решаются единогласно. За время его службы «не было слышно, дабы в палате уголовного суда, по делам в оной производящимся, было кому-либо стеснение, или же решалась участь кого-либо, или освобождался бы кто от положенного законом взыскания, из видов корысти» [355] Там же. Л. 14. . Что же касается до личности Грембецкого, то прокурор отметил, что «он имеет отличительный порок — злоязычность — чернит людей без всякой цели, за что многие из круга здешних чиновников стараются удаляться его сообщества, считая его злым и вредным. Он вдов, имеет двоих детей, которых воспитывает на своем иждивении, живет в собственном доме и жизнь ведет трезвую» [356] Там же. Л. 14–15. . На основании данного заключения было решено: «Не приступая ни к какому особенному распоряжению по сему предмету, иметь оный в виду на будущее время» [357] Там же. Л. 15. .

В отчете Третьего отделения за 1841 г. представлена буквально катастрофичная ситуация произвола чиновников-лихоимцев: «В прежние годы слышны были жалобы на лихоимство в присутственных местах, как духовных, так и светских, но никогда жалобы сии не были столь многочисленны, как ныне! Это язва, поедающая благоденствие нашего Отечества, и общий вопль возносится в сем отношении со всех концов России» [358] Нравственно-политический отчет за 1841 год // Россия под надзором. Отчеты Третьего отделения. 1827–1869. С. 255. . Позитивным результатом антикоррупционной деятельности представлялась деятельность Правительствующего Сената. «Теперь Сенат совершенно в другом виде, нежели был за двадцать пять лет пред сим, — и ежели секретари могут взять деньги, то редко, тайно и, по крайней мере, с некоторою благопристойностью» [359] Там же. С. 264. , — писал не без иронии А. Х. Бенкендорф.

Благодаря оперативной информации удавалось бороться не только с последствиями неправовых действий, но и предупреждать возможные нарушения.

8 февраля 1844 г. исполняющему обязанности министра юстиции В. А. Шереметеву из Третьего отделения была направлена информация, полученная «частным образом», о том, что проживающий в Одессе П. Поливанов просит москвича И. Н. Давыдова заняться делом купца А. Теплицкого, производящимся в 8-м департаменте Правительствующего Сената. Упоминалась фамилия секретаря Королькова, которому обещалось за содействие 5000 руб., а тому, кто выведет на Королькова, — 1000 руб. [360] РГИА. Ф. 1405. Оп. 534. Д. 255. Л. 1. . В. А. Шереметьев поручил обер-прокурору 8-го департамента сената «обратить особенное внимание на означенное дело, дабы оно получило правильное разрешение, так и на действия по оному секретаря Королькова» [361] Там же. Л. 2–2 об. .

16 февраля 1844 г. отношением шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа к В. А. Шереметеву было обращено внимание министерства на дело помещицы Головинской, убитой в конце 1841 г. мужем ее воспитанницы, помещиком Быковским, желавшим скорее воспользоваться завещанным жене его имением. На пристрастное ведение дела тогда же поступила жалоба родственника убитой помещицы, и дело было «переследовано штаб-офицером корпуса жандармов, вместе с советником губернского правления» [362] Там же. Д. 257. Л. 1. . «Ныне до сведения моего дошло, — писал шеф жандармов, — что по окончании суда, которым Быковский признан виновным и осужден к ссылке в каторжную работу, приговор о нем представлен 31 декабря, на утверждение Правительствующего Сената, и что между тем по всей губернии распространились слухи, будто бы мать Быковского отправила в Санкт-Петербург пять тысяч червонцев на ходатайство по сему делу и остается в совершенном убеждении, что сын ея, вместо ссылки будет оставлен в подозрении на месте жительства. Молва эта дает повод к повсеместным там суждениям, что здесь за деньги все можно сделать и переиначить» [363] Там же. Д. 257. Л. 1 об. . На ход этого дела было обращено особое внимание, что должно было исключить возможность неправового решения.

Таинственные «достоверные» источники информации, загадочные фразы из текстов жандармских отношений заставляли министров и высших чиновников спешно реагировать на поступавшие сигналы, проводить внутренние проверки. Следовавшие административные решения по высылке или удалению со службы обвиняемых чиновников порождали ропот недоумения и суждения о всесилии и произволе тайной полиции. Служивший в Сенате М. А. Дмитриев сетовал на текучесть кадров: «Случалось, что не успеет чиновник принять дела от другого, как его уже переводят в другой департамент» [364] Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни. С. 429. . Небольсин, молодой человек, рекомендованный директором департамента как «отличный чиновник», через пять месяцев по высочайшему повелению, сообщенному министру В. Н. Панину графом А. Х. Бенкендорфом, был исключен со службы. Для общего негативного отношения М. А. Дмитриева к Третьему отделению этот эпизод ничего нового не добавлял. Однако в данном случае речь не шла о жандармском произволе.