Олег Абакумов - Третье отделение на страже нравственности и благочиния [Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.]

По словам современника, при Николае I «преследовались особенно взятки, и были люди, пострадавшие от малейшего подозрения» [388] Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни. С. 428. , однако позитивный результат не был достигнут. Ни судебные преследования, ни административные наказания, ни отстранение от службы «по подозрению» не останавливали мошенников от рискованных авантюр. Тайная жандармская «гласность» позволяла бороться со следствием, не замечая причин, консервируя правовую отсталость государственного механизма и особенно судебной системы. Судебная реформа 1864 г. изменила принципы и основы судоустройства, ввела гласность и состязательность в процессуальную практику, существенно потеснив сферу возможного корыстного влияния на ход дел. Утверждение принципов открытости и добросовестности в правовой системе способствовало переносу очагов коррупционной привлекательности в иные сферы, непрозрачные с точки зрения принятия решений (например, железнодорожное строительство [389] Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы. 1848–1986. М., 1991. С. 273–294. и др.).

Семейная жизнь россиян регламентировалась как неписаными традициями, так и кодифицированными нормами гражданского и церковного права. Социальный контроль, духовный и государственный надзор не могли обеспечить семейную идиллию. В своей личной жизни россияне позволяли себе достаточно радикальные отклонения от идеальных отношений, зафиксированных в праве. Насколько такие вариации были существенны, многочисленны, как влияли на общий нравственный климат модернизирующейся России, позволяют судить материалы российской политической полиции — Третьего отделения.

Как уже отмечалось, направляемые в губернии жандармские штаб-офицеры получали особую инструкцию. Это предписание позволяло жандармам в целях государственной и общественной безопасности вмешиваться в личную жизнь граждан. А. X. Бенкендорф поучал своих подчиненных, что как только дойдут до их сведения «слухи о худой нравственности и дурных поступках молодых людей», «предварите о том родителей […] или добрым вашим внушением старайтесь поселить в заблудших стремление к добру и возвести их на путь истинный прежде, нежели обнаружить гласно их худые поступки перед правительством» [390] Инструкция графа Бенкендорфа чиновнику Третьего отделения // Русский архив. 1889. № 7. С. 396–397. .

Специфика жандармского интереса и участия в частных делах россиян заключалась не только в его превентивном характере, гарантирующем тишину и спокойствие в империи. А. X. Бенкендорфом создавалась система внесудебного и оперативного рассмотрения семейных споров и конфликтов.

А. X. Бенкендорф обращал внимание императора на то, что практика административного рассмотрения дел получила широкое распространение: «В обществе не обращают внимание на то, что в губерниях нет ни одного штаб-офицера, к которому не обращались бы обиженные и не искали бы его защиты; не говорят, что нет дня в Санкт-Петербурге, чтобы начальник округа, начальник штаба, дежурный штаб-офицер не устраняли вражды семейные, не доставляли правосудия обиженному, не искореняли беззакония и беспорядков» [391] Там же. С. 272. .

Современник-москвич М. А. Дмитриев, вспоминая первые годы существования новой полиции, отмечал общее впечатление, что город наполнился шпионами, которые сновали повсюду и даже проникали в дома, никто не чувствовал себя защищенным от доноса, люди стали бояться своих слуг и подозревать друг друга. Возвышенные цели жандармской инструкции не казались ему убедительными. По мнению мемуариста, уже самим фактом существования такого учреждения «нарушалось первое необходимое право гражданина — безопасности и домашнего спокойствия» [392] Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 258–259. . Надзором за нравственностью молодых людей «нарушалась уже и семейная безопасность». Этот надзор «по законам и божественным и гражданским должен принадлежать только родителям» [393] Там же. С. 258. , — писал М. А. Дмитриев.

Хотя если у родственников не получалось, то они сами обращались к полиции за помощью. 5 июля 1848 г. шеф жандармов А. Ф. Орлов информировал министра Л. А. Перовского о сведениях, дошедших до него «частным образом» (так нередко маскировались результаты перлюстрации): «Жительствующий в г. Симбирске недоросль из дворян Николай Арапов буйным своим нравом и нетрезвым поведением порочит звание дворянина, не оказывает матери и дяде своему коллежскому асессору Арапову должного повиновения; удалился в деревню, где продолжает бесчинствовать, стреляет между строениями, однажды бросился даже с ножом на человека, которого прислала к нему мать» [394] РГИА. Ф. 1286. Оп. 11. 1848. Д. 789. Л. 1. .

Глава тайной полиции полагал необходимым принять меры «для предупреждения несчастий, могущих произойти от неистовых поступков недоросля Арапова». Было запрошено мнение губернского предводителя дворянства, который объяснял поступки юноши «как бы некоторым помешательством ума», происходящим от неумеренного употребления крепких напитков [395] Там же. Л. 5. . Тем не менее этому делу был дан законный ход. Учитывалось то обстоятельство, что дела об оскорблении детьми родителей подлежали разбирательству губернского совестного суда, обеспечивавшего моральное воздействие и примирительный исход дел между родственниками. В конечном счете, после рассмотрения дела о его предосудительных поступках в Корсунском уездном суде, дворянин Арапов по собственному желанию, совпавшему с желанием матери, отправился на Кавказ для вступления в военную службу.

Беглое знакомство с материалами делопроизводства Третьего отделения показывает, что «семейные сюжеты» довольно часто становились предметами внимания политической полиции. Третье отделение, как орган высшего надзора, значительное внимание уделяло сбору информации о происшествиях (выявлялись факты, фиксировались слухи, а при их важности уточнялась достоверность и детали произошедшего, после чего следовали меры реагирования). 10 августа 1842 г. шеф жандармов А. Х. Бенкендорф сообщал министру внутренних дел Л. А. Перовскому о собранных по высочайшему повелению сведениях о проживавшем в Москве отставном штабс-капитане Александре Певцове.

По данным надзора оказалось, что «офицер сей, живя с женой своей в разлуке, предается порокам безбрачных людей и был задержан полицией в банях с распутною женщиною, вообще ведет жизнь праздную, в сообществе дурных людей, разделяя с ними все занятия, свойственные подобным лицам, и в недавнее время один из его знакомых, в доме его нанес себе ножом раны» [396] Там же. Оп. 8. 1842. Д. 478. Л. 1. . После доклада этих сведений последовало высочайшее повеление: «Следует отдать в монастырь на покаяние» [397] Там же. Л. 2. .