Антон Антонов-Овсеенко - Портрет тирана

Н.А. Емельянов укрывал Ленина на озере Разлив. Владимир Ильич отзывался о нем, как о лучшем и надежнейшем питерском рабочем. В тревожное время сыновья Емельянова переправляли на лодке к Ленину Орджоникидзе и Свердлова, доставляли ему газеты. Ни разу не возили мальчики к шалашу Кобу…

Могли Сталин забыть, простить это Емельянову?

…Жизнь старого рабочего Емельянова вымолила у генсека Надежда Константиновна Крупская. Вождь заменил казнь двадцатью пятью годам лагерей. После смерти Сталина Емельянов, отсидев шестнадцать лет, вернулся домой. Из трех сыновей он застал в живых только младшего, Кондратия.

Неприязнь к Крупской Сталин проявил еще при жизни Ленина. После кончины вождя Сталин учредил за вдовой плотный надзор. Генсек контролировал все контакты Надежды Константиновны с товарищами Ленина. Живя в Кремле, Крупская была лишена телефонной связи с городом. Позднее Сталин приставил к ней персонального «опекуна» Веру Соломоновну Дридзо, младшую дочь известного революционера К. Лозовского (старшая надзирала за четой Кржижановских, близких друзей Ленина).

…Однажды Надежда Константиновна стояла в очереди у кинотеатра «Художественный». Мимо проходила одна из знакомых.

— Что это вы одна, Надежда Константиновна?

— Жандарма-то у меня не стало, — ответила с улыбкой Крупская.

В то время Дридзо болела. Веру Соломоновну наделили широкими полномочиями. Зачисленная в штат Института Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, она по заданию дирекции курировала издание рукописей Крупской. Вера Соломоновна пропускала через свое бдительное ситечко каждую строчку о Ленине, о партии: что замолчать (= изъять!), что подправить (= исказить!), а что положить на стол начальству… Много лет Крупская жила вместе с сыном Дмитрия Ульянова в районе Домодедово, под Москвой, в местечке Малое Архангельское. Там, на территории Зоотехнического института, она занимала две маленькие комнатки. В последнее время Надежда Константиновна располнела, нарушился обмен веществ. Питалась в кремлевской столовой: три раза в день ей присылали по мясной котлетке. Рацион малоподходящий для больной.

Близился XVIII партсъезд. Крупская собиралась выступить на съезде с критикой нетерпимого режима, установленного Сталиным в партии. В этот решающий момент опытной подпольщице отказало чувство опасности. Когда она в тесном кругу друзей поведала о своем намерении, кто-то заметил, что ей могут просто не дать слова. Надежда Константиновна возмутилась: «Хотела бы я посмотреть, кто это запретит мне выступить. Я тогда поднимусь из зала и попрошу слова. Я сорок лет в партии и имею право сказать съезду о том, что меня тревожит…».

Маргарите Васильевне Фофановой запомнилась эта беседа в начале февраля 1939 года. Присутствовали самые доверенные товарищи. Кто из них донес, — может быть, никогда и не всплывет. Но из списка ораторов, составленного организационной комиссией съезда, имя Крупской исчезло.

26 февраля 1939 года Крупская отмечала свое семидесятилетие. Генсек прислал к праздничному столу торт… Сразу же по прибытии в больницу отравленную Надежду Константиновну подняли зачем-то на верхний этаж, в операционную. Там она и скончалась, не приходя в сознание. В акте вскрытия указана причина смерти — непроходимость. Накануне гибели у Крупской была Фофанова. Они планировали на ближайшие дни совместную поездку в Ленинград…

Эту смерть, «случившуюся» за десять дней до открытия партсъезда, в антологию таинственных случаев заносить не будем, ибо ничего таинственного в убийстве вдовы Ленина не видим.

…Прах Крупской несли к Кремлевской стене Сталин и Молотов. Несколько слов о кончине дорогой Надежды Константиновны, заведующей издательским отделом наркомпроса и — все. А потом — длительное, почти на двадцать лет, замалчивание имени старейшей коммунистки.

Разговоры о том, что Сталин хоть и крутоват бывал временами, но зато уничтожал оппозиционеров, борясь за ленинское единство партии, — кощунственный вздор. Убийство оппозиционеров, так же как и бескровная борьба с оппозицией в ранние годы, служили лишь прикрытием истинных целей. Никто лучше самого Сталина не ответит на вопрос, как же он в действительности относился к инакомыслящим.

В апреле 1917 года Сталин сделал верное замечание:

«Без разногласий нет партийной жизни».

В 1924 году из Кабула в Москву вернулся посол СССР в Афганистане Ф. Раскольников. На квартире Сталина он застал Семена Буденного. На столе — вино, фрукты. Федор Федорович рассказал о новостях.

— Вы, наверное, уже слышали, что в Турции отравили лидера оппозиции…

Сталин толкнул под бок Буденного:

— Вот как надо кончать политические дискуссии…

Это — дома, за бутылкой вина [149] Из воспоминаний Ф. Раскольникова. Рукопись. .

А через несколько дней на XIII съезде партии генсек отметит, что политика в отношении бывших оппозиционеров должна быть исключительно товарищеской.

В списке двухсот выдающихся партийных деятелей, павших от руки этого борца за «чистоту генеральной линии», наберется едва ли двадцать ветеранов, примыкавших когда-либо к оппозиции.

Б.А. Семенов, член партии с 1905 года, секретарь Луганского, потом Крымского обкома, был из коренных питерцев. В двадцатые годы он активно выступал против Зиновьева. А в 1937 году — уничтожен как участник «троцкистско-зиновьевской банды».

Сколько таких Семеновых, всю жизнь отстаивавших ленинскую линию партии, погибло в сталинских застенках и запроволочных лагерях смерти?

Но расстреливая за тривиальное участие в оппозиции, тем более мнимое, политического комфорта не достигнешь. И без того досаждают с упреками-просьбами то Крупская, то Бухарин, то Серго, а то и этот «великий пролетарский писатель» Горький (был бы он без меня «великим»?). Так думал генсек и повелел Органам отныне неукоснительно инкриминировать арестованным коммунистам шпионаж, террор, вредительство, диверсии или просто, обобщенно — контрреволюционную деятельность, а то и «службу в царской охранке». Неважно, что к подобным преступлениям никто из обвиняемых не имел никакого отношения…

Наивные люди жили в средние века: каких-то ведьм и алхимиков преследовали. То ли дело — шпион, диверсант, провокатор!.. Это било наверняка, действовало устрашающе.

В Туруханской ссылке Коба распустил слухи, будто Свердлов является агентом царской охранки. Прибывшие в ссыпку депутаты Думы вступились за честь Свердлова. Тогда Коба обвинил в провокациях другого честного человека, Петровского.

В тексте последнего слова Карла Радека на процессе 1937 года («Дело Пятакова и других», январь-февраль 1937 года), напечатанном в «Правде» [150] «Правда», 1937. кем-то вставлены слова: