Франц Фюман - Капитуляция [Kapitulation]

«А теперь скорее на ту сторону, — решил он, — чтобы лейтенант не заметил и чтобы догнать этого парня!» Он отцепил нагрудный знак и бросил его, металлический щиток со звоном упал на кристаллы кварца. И этот звук пронзил молодого солдата. «Вот он вытащил пистолет, — подумал молодой солдат, — уронил его, а сейчас поднимет, спустится сюда и изрешетит меня пулями». Он сжался, огромное тело заполняет всю яму! Он скорчился. «Здесь я беспомощен, — подумал он, а голос в его сознании завопил: — Нет! Нет! Нет!» И он встал и заставил себя выбраться из ямы, как раз в тот миг, когда жандарм решил спуститься вниз. Его знобило. Жандарм услышал за своей спиной подозрительный шум, он хотел крикнуть: «Кто идет?», но не решился. А вдруг русские? Если русские, тогда весь его план летит к черту, он не сможет присоединиться к солдатам, которые уже в плену, его пристрелят, как собаку!

И он тяжело побежал по плато, чтобы спуститься к остальным. Молодой солдат услышал, что шаркающие шаги удаляются, и остановился. Он дрожал.

«Убегает от меня, — подумал он. — От меня, от безоружного!» Он влез наверх на плато. Рука кровоточила. Он заметил, что рука кровоточит, испугался вида крови и подумал, что все сложилось совсем не так, как он себе представлял. «Он заметил меня, — подумал молодой солдат, — решил, что я достал оружие, побоялся подойти ко мне один и побежал за остальными». Шум шагов стих. «Теперь он сидит на краю обрыва», — подумал молодой солдат и услышал долгий сухой скрип и шорох сукна и кожи, а маленькие камешки стали падать вниз: они звенели, как стеклянные колокольчики. «Он спускается!» — подумал молодой солдат. Он выбрался на край плато, дополз до бука и поглядел вниз. Он увидел жандарма — тот полз вниз по обрыву, как огромный паук.

«Что же мне делать? — снова испугался молодой солпат. — Что же мне теперь делать?» И тут он осознал, что под рукой у него камень. Он надавил на камень.

Снизу донесся сухой наждачный звук: это попадали вниз камешки из осыпи. Солдат услышал шорох и нажал посильнее. Камень поддался.

Еще не совсем понимая, что он делает, солдат уперся в камень, камень покачнулся, рука подтолкнула камень, и камень полетел вниз. Он ударился о корень дерева, отскочил от него и, пролетев метров двадцать, попал в голову жандарму, который, спускаясь по склону, услышал звук падающего камня и поглядел вверх, камень размозжил лоб жандарму и оторвал своей тяжестью его тело от склона. Мгновение жандарм как бы лежал в воздухе, потом перевернулся, закручиваясь, как спираль, и стал катиться по склону вслед за камнем, а камень, ударяясь о склон и подпрыгивая, с грохотом летел впереди него. Второй жандарм и лейтенант, которые стояли внизу, отпрянули в разные стороны, камень проскочил между ними. И к их ногам упало избитое тело их товарища.

— Болван! — сердито сказал лейтенант. — На таком склоне свернуть себе шею! И наверху тоже метался, как идиот!

Второй жандарм поглядел на лейтенанта злыми глазами. «Было бы лучше, подумал он, — если бы вместо него тут лежал ты, мартышка желторотая! У Иоганна четверо детей сиротами остались, а ты еще сопляк сопляком».

— Как последний идиот, — повторил лейтенант.

«Война кончилась, что мешает мне съездить разок этому типу по морде?» — подумал жандарм.

— Так точно, господин лейтенант, — сказал он.

— Болван! — сказал лейтенант. — Болван!

Он наклонился над телом, разбитым о камни.

— Ему уже не поможешь, — сказал он и выпрямился.

— Жаль. В последний день, — сказал жандарм.

— В последний день? Что вы хотите этим сказать? — прикрикнул на него лейтенант.

Жандарм ничего не ответил. Они оба помолчали.

Лейтенант долго откашливался, потом спросил:

— Вы видели? Как это все случилось?

— Видел. Иоганн ухватился за камень, — ответил жандарм, — а камень, верно, сидел в земле некрепко, он его стронул с места, вот камень и разбил Иоганну голову да и самого его сбросил вниз.

— Так, — протянул лейтенант и, помолчав немного, спросил: — А как, собственно, была его фамилия?

— Вахмистр Иоганн Шликхюбель! — сказал жандарм.

— Покойся с богом, камрад Шликхюбель! — сказал лейтенант, вытянулся перед покойником по стойке «смирно» и выбросил вперед руку. И жандарм тоже встал «смирно» и тоже выбросил руку. Потом лейтенант опустил руку и отвернулся от покойника, и жандарм тоже опустил руку и повернулся к лейтенанту.

— Что же, господин лейтенант, теперь будет? — спросил жандарм.

— Прежде всего выкурим по сигарете, чтобы прийти в себя, а потом поднимемся по склону, оглядимся и двинемся на соединение с нашими частями.

— Так точно, господин лейтенант, — сказал жандарм.

— Одно ясно — большевикам мы не сдадимся! — сказал лейтенант.

— Так точно! — сказал жандарм.

— Вот и ладно, — сказал лейтенант, — вот и ладно!

Он поискал в карманах сигареты. Жандарм увидел, что лейтенант ищет сигареты, достал пачку из кармана и протянул ее лейтенанту. Пачка была из мешка молодого солдата. «Куда делся этот парень?» — подумал жандарм. И еще он подумал: «Он наверняка перебежал к русским, и они, конечно, приняли этого хлюпика, как героя». И позавидовал ему: «У него все позади!» И злобно пообещал: «Попадись он мне, я его пристукну!»

Лейтенант взял сигарету. Они сели на мох, но лейтенант первым сел, а потом жандарм еще раз встал, чтобы дать лейтенанту огонь, а потом сел снова, и они выкурили по сигарете. Но всего этого молодой солдат уже не видел.

Когда камень покатился из-под его руки, он испугался и хотел было крикнуть «стой!», чтобы задержать камень, или «берегись!», чтобы предупредить жандарма. Но камень уже размозжил жандарму голову, жандарм распластался в воздухе, его лицо было залито кровью, а те двое, которые стояли внизу, отпрянули в разные стороны, а потом лейтенант наклонился над упавшим, и упавший, показалось солдату, что-то шепнул ему, и тогда второй жандарм показал наверх, и его вытянутая рука была направлена прямо на молодого солдата, и лейтенант тоже посмотрел наверх и кивнул головой. Теперь молодой солдат понял, что те внизу знают всё. «Бежать! — приказал он себе. — Бежать!» И, не вставая с земли, он торопливо пополз от бука к лиственницам, и, скользя по склону, он робко подумал: «Нельзя ли переждать несколько часов в этой лощинке?» А в мозгу у него стучало: «Дурак, жалкий дурак, измаранный кровью, именно в этой яме тебя высмотрел тот жандарм!»

И в его беспредельную растерянность вдруг ворвалась мысль, пронзительная, как молния: «Перебежать! Перебежать к русским! Сдаться им в плен, тогда все кончится. Там тебя жандармы не поймают! Перебежать».

Молодой солдат даже присвистнул от неожиданности. Мысль эта была такой внезапной и сильной, что он подумал: может быть, у русских все не так, как ему твердили, и он почувствовал искушение заглянуть в незнакомый мир. И тут же он почувствовал, как в нем оживает все его прежнее внутреннее сопротивление: предвзятость, сомнения, страхи, пугающие слухи. Он ощутил, что снова впадает в то мучительное состояние, при котором не может ни на что решиться. «Я хочу, чтобы все кончилось. Пусть ужасный конец, но конец!» — подумал он и сразу отбросил все сомнения. Он сказал со страстью, которую породила внезапная решимость броситься в неизвестное: «Да, я хочу. Я хочу перебежать к ним. Я хочу узнать тот, другой мир. Да, я этого хочу. Они тоже люди. Я перейду к ним добровольно: они сумеют это оценить. Я хочу к ним».