Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

Отмотаем назад катушку времени, вернемся в 1948 год, когда Рухадзе стал министром госбезопасности, вникнем в расстановку сил, между которыми он оказался, и воспроизведем ход его мыслей. Назначили его против воли Абакумова, стало быть, на поддержку Москвы рассчитывать не приходится, наоборот, жди оттуда подвоха, а это, в свою очередь, означает, что нужно делать ставку на местную власть, на Чарквиани, другого варианта вроде бы нет. Но и здесь, в Грузии, для него не все так безоблачно, как кажется на первый взгляд. Пусть Чарквиани стоит за него горой, но есть еще старый враг Рапава, переброшенный на пост министра юстиции, есть родной брат Рапа- вы, заместитель прокурора республики, вокруг них группируются разные темные людишки, недовольные выдвижением Рухадзе, и есть, наконец, второй секретарь ЦК КП(б) Грузии Барамия, с которым у Рухадзе скверные отношения и который негласно поддерживает оппозицию в МГБ. В этих условиях всецело полагаться только на Чарквиани легкомысленно — что будет с ним, Рухадзе, если Чарквиани вдруг турнут из ЦК? И тогда Рухадзе начинает как бы невзначай заигрывать с Мгеладзе, зная, что тот близок к Сталину. Особым умом Рухадзе, как мы уже убедились, не отличался, а хитрости ему было не занимать, — и он в застольных беседах с партийным властелином Абхазии выказывает полнейшую доверительность, допускает кое–какие проговорки, мелкую утечку информации и т. п. Словом, закидывает несколько удочек с живцами и терпеливо ждет поклевки. Длительное время поплавки не колышатся, крупной рыбой не пахнет, а затем один из них камнем уходит в воду — Рухадзе вызывают в Цхалтубо к Сталину. Он точно не знает, кому обязан этим, но, как вскоре выяснилось, порадел о нем Мгеладзе, у которого тоже был свой расчет — спихнуть Чарквиани, чтобы занять его место.

Рухадзе понравился Сталину, вернее сказать, показался в принципе пригодным для выполнения той серьезной задачи, что уже оформилась в мозгу живого классика марксизма–ленинизма. Но Сталин не спешил посвящать Рухадзе в тонкости и решил присмотреться к нему, прикинуть, достоин ли он доверия. Сталин говорит с ним о том о сем, и Рухадзе не в состоянии уловить переломный момент разговора — когда Вождь вдруг спросил, откуда он родом. Рухадзе происходил из Восточной Грузии, был уроженцем Гардабанского района, что как нельзя лучше устраивало Сталина. Зато Рухадзе мгновенно усек иронию Вождя по отношению к мегрельцам, и когда тот спросил о Рапаве — что он теперь делает? — находчиво пояснил: «Подстрекает работников госбезопасности из числа зугдидцев и абашцев писать кляузы на новое руководство».

Их Цхалтубо Сталин перебрался в Ахали—Афони, 3 ноября 1951 года позвонил Рухадзе и без обиняков спросил: «Говорили ли вы Мгеладзе, что Барамия покровительствовал взяточнику, бывшему прокурору Сухуми Гвасалии, и добился его освобождения?» Рухадзе подтвердил, что такой разговор имел место: год назад он, будучи в Сухуми, возмущался поведением Барамии в деле Г васалии, расспрашивал о подробностях и довел до сведения Мгеладзе, что прокурор республики Шония не намерен вносить протест, потому что Гвасалия под надежной защитой Барамии. Тогда Сталин недовольно спросил: «А почему вы это не сказали, когда были у меня?» Рухадзе ответил, что, мол, не пришлось к слову. «Я не ожидал, что вы из трусливых. Напишите и пришлите мне все, что вы знаете по этому поводу», — и Сталин повесил трубку.

Итак, уловка сработала, и Рухадзе немедленно составил докладную, в которой выставил Барамию в самом дурном свете. Поскольку один- единственный факт с сухумским прокурором, чье уголовное дело, кстати сказать, было прекращено Верховным судом СССР по протесту Прокуратуры Союза за недоказанностью обвинения, выглядел не слишком убедительно, Рухадзе присовокупил сюда дела бывшего прокурора Закарая, а также адвокатов Долидзе и Алшибая, которые тоже обвинялись во взяточничестве, и на их примерах сформулировал вывод, что Барамия вытаскивает из беды мегрельцев, совершивших тяжкие преступления и обоснованно привлекавшихся к уголовной ответственности. Более того, Рухадзе решил лично доставить в Ахали—Афони написанный им донос и, как видно, угодил вождю, ибо был снова приглашен к столу, где на сей раз кроме Сталина, Поскребышева и Власика сидели министр госбезопасности СССР Игнатьев и начальник погранвойск МГБ СССР Стаханов.

Что же касается столь поразившего Рухадзе великодушия вождя, то за неимением точных данных я позволю себе высказать гипотезу — Сталин на дух не переносил болтливых глупцов и наверняка мигом избавился бы от Рухадзе, если бы тот не был нужен для конкретной работы; вполне возможно, что, вернувшись в Москву и прочитав тот самый рапорт Бзиавы, Сталин именно тогда предрешил ликвидацию Рухадзе, но торопиться не стал — пускай мавр сперва сделает дело, а уж потом…

10 ноября 1951 года днем на закрытом заседании бюро ЦК Чарквиани огласил суточной давности решение ЦК ВКП(б) о наличии мегрелонационалистической группы, возглавляемой Барамия, о взяточничестве, хищениях и растратах в Грузии. Чарквиани был крайне удручен, подавлен и, когда они с Рухадзе остались вдвоем, убитым голосом произнес: «Мгеладзе и ты заварили кашу, а мне приходится расхлебывать. Если я все это перенесу и переживу, будет просто чудо…»

Мгеладзе, напротив, находился в приподнятом настроении — по воле вождя ему на следующий день «выплатили аванс»: на поспешно созванном пленуме ввели в состав бюро ЦК КП(б) Грузии.

А как, интересно, воспринял новость Рухадзе?

«Когда Чарквиани зачитал нам решение ЦК ВКП(б), все мы, члены бюро, были поражены. Я лично не ожидал таких результатов от моей информации, так как рассчитывал на меньшее, полагая, что все ограничится только оргвыводами в отношении Барамии и Рапавы. Однако в дальнейшем мне не оставалось ничего другого, как организовать следствие по этому делу таким образом, чтобы так или иначе подтвердить наличие никогда не существовавшей антисоветской мегрело–националистической группы».

И карательная машина завертелась, день ото дня набирая обороты. Той же ночью по указанию Чарквиани были арестованы братья Рапава и прокурор республики В. Я. Шония, а несколько дней спустя, когда Чарквиани сам съездил к вождю в Ахали—Афони, решением бюро ЦК Барамия был исключен из партии и тотчас взят под стражу. Вслед за ним арестовали заведующего отделом ЦК КП(б) Грузии К. Г. Чичинадзе.

По устоявшейся традиции наших отечественных фальсификаторов уголовно–политических дел враждебная деятельность любых антипартийных группировок автоматически включала в себя активные связи с иностранными разведслужбами и эмигрантскими кругами с целью подрыва мощи Советского государства и власти, свержения су- шествующего строя и т. д. Выявишь и задокументируешь такие связи — готовь дырку для ордена и жди монаршей милости Вождя, не выявишь — пеняй на себя: работу по делу признают неудовлетворительной, а тебя самого посадят за решетку. Рухадзе все это знал как свои пять пальцев, не строил иллюзий и, несмотря на то что у Барамии, Рапавы и других арестованных подобных связей с заграницей не было и быть не могло, лез из кожи вон, чтобы доказать обратное.