Соломон Бройде - В плену у белополяков

Мы заявили, что горим желанием поскорей попасть на родину, но для исполнения этого заветного желания нам следовало явиться в город в полицию. Несколько километров, отделявших нас от Иновроцлава, нам пройти будет нелегко, ибо у всех нас отморожены ноги.

Янек, посоветовавшись со Стасиком, предложил отвезти нас в Иновроцлав на подводе.

Это ставило нас в затруднительное положение. Под каким предлогом могли мы отказаться от услуги поляков? К счастью, старая полька, очевидно, пожалела своих сыновей больше, чем нас. Она нашла, что ее дети устали и нуждаются в отдыхе, а путешествие в город на подводе очень утомит их.

Янек и Стасик были молодыми крестьянскими парнями, еще не испытавшими тяжелой лапы польской военщины. Братья были простодушны, а главное — доверчивы, и это нас вывезло из беды. Ведь если бы они хоть на секунду усомнились в достоверности нашего сообщения, нам пришлось бы туго.

Осторожность требовала дальнейшего движения вперед, хотя каждого из нас так сладостно манила перспектива хотя бы ночку, денек отдохнуть в теплой, приветливой избе.

Мы вышли наконец из гостеприимного жилья. Оставшись одни на дороге, поглядели друг на друга и радостно рассмеялись.

— А ведь как хорошо вышло, — сказал Исаченко. — Молодец ты, Петька!

— Да ты прямо золото, — смеясь, проговорил Петровский. — Разговаривал с ними как чистый поляк.

— Все это хорошо, но как мы пройдем эти двенадцать километров, которые отделяют нас от Германии? Хорошие денечки, остались позади, а сейчас надо обсудить, как проскочить этот город. Ведь там и полиция, и польские солдаты, а их-то надуть, как этих простодушных поляков-крестьян, не удастся.

— Ты прав, — согласился Петровский.

Следовало обсудить положение и выработать ряд мер на тот случай, если мы попадем в капкан.

После недолгого совещания решили пойти, забирая вправо от города, обойти его, а затем снова повернуть влево, где маячил лес.

— Если попадем в лес, нам легче будет в нем переходить границу, — сказал Борисюк.

На открытом месте переходить границу опасно. Это было для всех нас совершенно ясно. Нас могли перестрелять, как куропаток.

Двинулись в обход города. Это был последний и самый опасный участок нашего пути. Особенно! боялись встречи с солдатами. Вдобавок мы знали, что Иновроцлав стал чем-то вроде военной базы поляков, где происходило формирование частей. Кроме того, в пограничном городе охрана была, вероятно, на надлежащей высоте.

Нас всех охватило радостное нетерпение. Ведь всего только двенадцать километров отделяли нас от Германии. Неужели на этом последнем участке нас ожидает провал?

Эти двенадцать километров хотелось пробежать поскорей, но осторожность требовала на этот раз медленного передвижения, иначе мы бы выдали себя с головой.

Первый крюк примерно в три километра, в обход Иновроцлава, прошел благополучно. Затем мы круто взяли влево, чтобы, перерезав шоссейную дорогу и пройдя около километра полем, попасть в лес, где могли бы спокойно продвигаться, не попадаясь никому на глаза и не вызывая ничьих подозрений.

Этот-то небольшой участок по шоссейной дороге и по открытому полю, когда мы показывались, как на ладони, был чрезвычайно опасен!

Как назло, ночь выдалась светлая.

Мы двигались осторожно, глядя зорко по сторонам.

Вот она, большая шоссейная дорога, ведущая, очевидно, к самой границе. С обеих сторон усажена деревьями. Двинулись вперед, держась в стороне от шоссе.

Не успели пройти и полкилометра, как позади нас раздался стук копыт.

— Верховой! — в испуге воскликнули мы.

— Товарищи! — резко оборвал Петровский. — Сохраняйте спокойствие. Идите, не ускоряя шага, как будто вас ничего не беспокоит. Верховой проедет мимо, не обратив на нас никакого внимания. Если же остановят и будут расспрашивать, откуда идем, Петька повторит историю о нашем бегстве из немецкого плена.

Мы решили беспрекословно подчиняться указаниям Петровского. В эту опасную минуту он словно принял командование над нами, взяв на себя ответственность за дальнейшее.

Верховой тем временем уже нагонял. В нескольких шагах от нас он задержал лошадь и поехал шагом. Несмотря на то, что мы решили не ускорять шага, чтобы не привлечь к себе внимания, какая-то сила, владевшая нами, заставляла двигаться все быстрее и быстрее. Верховому это, разумеется, не могло не показаться подозрительным. Он пришпорил лошадь и поскакал вперед.

У нас вырвался вздох облегчения, когда он, проехав мимо, галопом понесся дальше.

Стало быть, наши предположения ошибочны, это не погоня за нами.

Но долго радоваться не пришлось, ибо мы вскоре заметили, что верховой остановился возле какой-то не замеченной нами раньше будки. К нему подошли два солдата, о чем-то переговорили и неподвижно замерли на шоссе, ожидая нашего приближения.

Было ясно — мы попались. В этом не могло быть никаких сомнений.

На ходу обсудили положение.

Решено было, что мы сделаем полякам заявление примерно такого порядка: только что, мол, перешли границу, убежали из Ляндсдорфа, где находились в плену у немцев. Направляемся на родину. Сейчас идем в Иновроцлав, чтобы заявить в полицию и просить ее направить нас по железной дороге на место постоянного жительства.

Однажды такое объяснение нас выручило. Полагая, что и на этот раз оно не вызовет у поляков никаких подозрений, а будет принято на веру и без возражений, мы ускорили шаги. Я и Петровский шли впереди.

— Стой! — раздался окрик одного из стоявших на дороге солдат.

— Пане, не кричите, — сказал я им по-польски — мы свои.

— Кто вы?

— Мы пленные из Германии, только сейчас перешли границу и идем в город, чтобы просить начальника полиции отправить нас на родину, — объяснил я.

Солдаты подошли вплотную и с удивлением начали нас рассматривать.

Верховой, который обогнал нас, оказался комендантом полиции Иновроцлава. Он предложил немедленно следовать за ним.

— Вы, небось, голодны, да и замерзнуть ведь можно на дороге, — сказал он с некоторой озабоченностью.

Обращение поляков с нами было более чем любезно.

Мы боялись провала только в самом городе, а пока дело обстояло не так уж плохо.

Сопровождаемые комендантом полиции, забрасывавшим нас в дороге вопросами о житье-бытье в плену у немцев, мы шли в город. Если нам удастся и там убедить поляков, что мы мученики, удравшие от немцев, тогда хорошо: нас накормят, оденут, обласкают, а там что-нибудь придумаем и при случае удерем.

Ну, а если выяснится, что мы беглецы из стрелковского лагеря… тогда…

Это «тогда» было настолько ясным и определенным, что не нуждалось в комментариях.

Вошли в город. Приятно поразили чистые улицы, электрическое освещение. Увидели хорошо одетых людей, удивленно на нас оглядывавшихся. Уж больно неказист был наш вид.