Михаил Васин - Клад острова Морица

Но как же так? Ведь измерения, проведенные в последние годы, убеждают: уличный, транспортный шум дает 70–80 процентов акустического половодья большого города. А на все остальное — производство, быт — падает лишь 20–30 процентов… Значит, те 80 процентов не так заметны, как эти 20? Оказывается, да.

Зловредный бытовой шум без малейших затрат и без промедления может быть снижен каждым из нас в несколько раз: ведь это мы шумим в своей квартире, на своей лестнице, в своем дворе, ничуть не думая о соседях. Шумим вовсе не потому, что злы и эгоистичны. Такова уж психологическая особенность: мы просто плохо слышим «свой» шум. Мы с детства привыкли, что всякая наша деятельность сопровождается стуком, скрипом, скрежетом. «Шумлю — значит, существую».

Этот психологический и физиологический фокус пытаются использовать ученые для борьбы с шумом. Идею подала летучая мышь. Она, как известно, ощупывает пространство с помощью природного звуколокатора. И в момент, когда она только начинает посылать звуковой сигнал, ее органы слуха автоматически «запираются» — иначе она оглушила бы себя. А что, если предупреждать органы слуха человека звуковым щелчком, который подается за несколько мгновений до того, как на него обрушится производственный грохот? Звуковой сигнализатор, испытанный в цехах «Электросилы», показал, что и человеческое ухо «запирается» и тем самым как бы ослабляет шум на 30 децибел!

Примерно таким же образом подготавливаются наши уши к шуму, который должен возникнуть вследствие нашей деятельности. Вот почему нам всегда нужно помнить, что мы производим шума гораздо больше, чем нам кажется.

Мы, жители больших городов, хотя и медленно, но приближаемся к болевому порогу. Исследования показывают: несмотря на многочисленные меры, принимаемые государством, несмотря на крупные затраты, уровень шума все-таки продолжает нарастать. По прогнозам ученых, он будет повышаться в ближайшее время в среднем на один децибел в год. Мы все, ради здоровья и блага которых начато грандиозное наступление на шум, можем и должны опровергнуть этот прогноз, изменить ход процесса. Все зависит от нас, от сознания ответственности за свои действия или свое бездействие.

В 40-х годах нашего столетия произошло событие, которое оценено как одно из величайших достижений человеческого разума. Я имею в виду открытие сульфамидных препаратов и особенно антибиотиков. В медицине наступила новая эпоха — врачи стали вести борьбу против микробов оружием, добытым в мире микробов (антибиотики вырабатываются, главным образом, почвенными микроорганизмами), и, как говорили в годы войны, вести борьбу во вражеском логове (появилась возможность широко воздействовать на возбудителей болезней непосредственно в среде их обитания).

Началось победное шествие медицины по «территориям», на которых раньше властвовали страшные заразные болезни. Под сокрушительными ударами новых лекарств капитулировал туберкулезный менингит — раньше он легко подавлял оборонительные действия человеческого организма и почти неминуемо убивал больного. Дрогнули полки возбудителей крупозной пневмонии, дизентерии, брюшного тифа, стрептококкового и стафилококкового сепсиса, других инфекционных болезней.

Во многих странах в кратчайшие сроки возникла промышленность антибиотиков. Были получены новые, особенно сильно действующие препараты. Больные и врачи вздохнули с облегчением. В атмосфере победных торжеств и всеобщей радости медицинские стратеги возвели антибиотики в ранг абсолютного оружия против ряда инфекций. Как вдруг…

С отдельных участков «фронта» — из больниц и клиник — стали поступать тревожные, непонятные, невероятные донесения, будто появились микробы, которые легко выдерживают удары новых препаратов, будто зарегистрированы факты, свидетельствующие об отсутствии эффективности или, по крайней мере, о недостаточной эффективности самых мощных антибиотических средств.

Для проверки этих панических сведений срочно была отряжена исследовательская инспекция, которая вскоре стала звать себе на подмогу всё новые и новые научные силы. Знакомясь с историями болезней и ведомостями медицинской статистики, производя посевы микробов на питательную среду и воздействуя потом на их колонии разными антибиотиками, пристально вглядываясь через микроскопы в жизнь обитателей микромира, инспекторы всех специальностей — инфекционисты, эпидемиологи, микробиологи, фармакологи, генетики — лишь недоуменно разводили руками. Этот жест означал: ситуация такова, что нужно собрать «военный совет». По всему миру прокатилась волна съездов, конференций, симпозиумов, совещаний, обсуждений в научной печати. Примерно к 25-летней годовщине эпохи антибиотиков были четко сформулированы первые результаты анализа обстановки на фронтах борьбы с инфекциями. В последующие годы они были уточнены и дополнены.

Произошло — и происходит — вот что. (Имея в виду важность и сложность проблемы, я буду излагать ее, стараясь не отходить слишком далеко от записей своих бесед с Оганесом Вагаршаковичем Барояном, академиком АМН СССР, директором Института эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи, а также от формулировок его книги [4] Бароян О. В. Итоги полувековой борьбы с инфекциями в СССР и некоторые актуальные вопросы современной эпидемиологии. М., «Медицина», 1975, с. 260–268. .

В последние годы у большинства микроорганизмов наблюдается устойчивость почти ко всем внедренным в практику антибиотикам. По ориентировочным данным, некоторые заболевания наиболее часто (около 80 процентов случаев) вызываются именно теми возбудителями, которые сегодня относятся к «абсолютному оружию» пренебрежительно. Кроме того, выявлены (главным образом в больницах — у больных и у персонала) такие микробы, которые устойчивы одновременно к трем, четырем, пяти и более антибиотикам. Больше того, появились даже так называемые антибиотикозависимые бактерии, которые не могут развиваться… без антибиотиков.

Вот некоторые цифры, характеризующие происходящее. В тридцатые годы от стафилококкового сепсиса погибало 80 процентов больных. В 1942–1944 годах под натиском пенициллина смертность снизилась до 28 процентов. Ко времени, когда микробы предприняли повсеместную контратаку, смертность повысилась до 53 процентов.

Ряд микроорганизмов, почему-то не запасшихся устойчивостью к антибиотикам, приобретает ее буквально на глазах. Например, «неуязвимые» формы кишечной палочки появляются в течение 48–96 часов от начала применения эффективных лечебных доз нового препарата.

В последние годы (тоже вследствие применения сильных антибиотиков) происходит постоянная смена возбудителей ряда инфекционных заболеваний. Например, пневмония, которая раньше вызывалась главным образом пневмококками, теперь встречается только в 7 процентах случаев, а в остальных 93 возбудителями этих заболеваний являются стафилококки, стрептококки, даже безобидная кишечная палочка и многие другие микробы. Все чаще врачи обнаруживают менингиты, порожденные не менингококками, а стафилококками, стрептококками и кишечными палочками, то есть микробами, которые ранее не имели никакого отношения к данным болезням. Это обстоятельство значительно осложняет действия врача: ему все труднее ставить диагноз и назначать правильное лечение.