Екатерина Гончаренко - Гиль [Из истории низового сопротивления в России]

Консолидированным боярство стало не ранее XV века. В начале же XIII столетия оно являлось образованием, внутренне неустойчивым и дробным. В этих условиях выступления народных масс могли быть обращены только против отдельной группы бояр, но никак не против всего боярства. Голод 1230 г. предопределил направление удара, обрушив народный гнев на бояр-правителей. И тут энергия и ум Степана Твердиславича, о которых восторженно отзывается Подвигина, играли отнюдь не первую роль, если вообще какую-нибудь играли. Языческие идеи, овладевшие массами под воздействием голода, — главная сила, которая смела одних правителей и призвала к власти других. Степана Твердиславича и его приверженцев вынесло на гребне волны народного возмущения, которое не надо было направлять, поскольку оно в момент зарождения своего имело уже определенную направленность. Помимо посадника и тысяцкого был смещен и князь. Таким образом, новгородцы заменили всех высших правителей, кроме архиепископа Спиридона. Эта замена, как и предшествующая, находит объяснение в языческих воззрениях народа, видящего причину посетивших его бедствий в плохих правителях, навлекающих на людей несчастья, вместо того, чтобы оберегать общину от них.

Разумеется, мы далеки от мысли, что Степан Твердиславич со своими сторонниками плелся, если позволено так выразиться, в обозе движения масс 1230 г. Спор новгородских бояр, соперничавших из-за власти, сулящей престиж и богатства, не умолкал на всем протяжении древнерусской истории. И на сей раз они предприняли борьбу. Еще до народного «мятежа», окончившегося столь неутешительно для Внезда Водовика и Бориса Негочевича, завязалась боярская драка. Степан Твердиславич и Иванко Тимощинич «распрелись» с Водовиком, «паробки» которого поколотили Иванко. Тогда Степан «заутра створи веце на посадника на Ярославля дворе, и поиде на двор его, и розграбиша и. Посадник же опять възъвари город вьсь, и Смен Борисовиць на Иванка и на Якима Влунковиця и на Прокшю Лашнева; поидоша с веча и много дворов розграбиша, а Волоса Блуткиниця на вечи убиша; рече посадник: „ты еси мои двор хотел зажечи“; а Прокшин двор зажгоша; а Яким бежа к Ярославу, а инии схоронишася; но и тех, уротивше, пустиша; а Иванка после имъш, уби Водовик, въвьргошъ в Волхово». Перед нами банальная боярская потасовка, в которую, судя по всему, были втянуты рядовые новгородцы.

Итак, не отрицая политической активности новгородских бояр в событиях 1230 г., мы, тем не менее, не придаем ей решающего значения в смене посадника, тысяцкого и князя. Массы новгородцев, горожан и сельчан, — вот кто являлся наиболее мощным рычагом политического переворота 1230 г. Боярская же возня придавала лишь определенный колорит народным выступлениям. Здесь, как и ранее, наблюдаем сочетание бытовых потрясений с политической борьбой.

Социальная сущность движения 1230 г. проецируется в конечных его результатах и целях, которые преследовали охваченные волнениями массы новгородцев. Нам говорят, что отчаявшиеся городские и сельские низы добивались улучшения своего положения. Формула верная, но слишком универсальная, поскольку применима ко всем народным восстаниям: всегда и везде поднимающийся на борьбу народ желал улучшить свое положение. Задача историка заключается в том, чтобы наполнить конкретным содержанием данную формулу.

Как уже отмечалось, новгородцы, измученные голодом, пытались пересилить беду с помощью языческого в своей основе средства — смены правителей. Борьба демократической части свободного населения за смену одних властителей другими — это борьба социально-политическая, в которой столкнулись различные группировки свободных людей Новгородской земли. Лишение власти неугодных правителей есть главный результат движения 1230 г. Ему сопутствовали акции, свидетельствующие о важном достижении рядовых новгородцев. Речь идет о так называемых «грабежах» имущества знати, вызвавшей неудовольствие народа. Начались «грабежи» еще в памятные дни изгнания архиепископа Арсения. Их жертвой стали «дворы» тысяцкого Вячеслава и его брата Богуслава, владычного стольника Андрея, Давыдка «Софийского», липенского старосты Душильца. В 1230 г. новгородцы, подстрекаемые Степаном Твердиславичем, пошли с веча «грабить» двор посадника Водовика. Тогда он «опять възъвари город вьсь… и поидоша с веча и много дворов розграбиша». Вскоре «грабежи» приобрели еще больший размах. Были разграблены дворы и села посадника, тысяцкого и других высокопоставленных «мужей». Рассказав об этом, а также о смене посадника и тысяцкого, летописец сообщает, что новгородцы «добытые Сменов и Водовиков по стом розделиша. Они трудишася, събирающе, а си в труд их внидоша».

Это сообщение летописца представляет весьма значительную ценность. Оно предостерегает нас от упрощенного толкования грабежей, упоминаемых летописью. Раздел награбленного имущества по сотням свидетельствует о том, что мы имеем дело с необычными грабежами, которые нельзя понимать в буквальном смысле слова. Здесь мы наблюдаем специфическое явление, типичное для переходных обществ, а именно: борьбу старой коллективной собственности с развивающейся новой частной собственностью. Грабежи, о которых говорит летописец, есть своеобразное перераспределение богатств по принципу коллективизма, противодействие общины личному обогащению. Подобной практике во многом способствовало то обстоятельство, что богатства древнерусской знати, в том числе и новгородской, создавались преимущественно за счет публичных поступлений — всевозможных платежей за отправление общественно полезных функций. Поэтому неудивительно, что люди Древней Руси смотрели на собственность князей и бояр как на отчасти преобразованную или временно оккупированную общинную собственность, подлежащую возврату в лоно общины. Отсюда устранение от власти того или иного правителя сопровождалось отнятием у него богатств, добытых посредством этой власти. Инструментом такой «экспроприации» как раз и являлись «грабежи», описанные новгородским книжником. Нередко они возникали стихийно, а порой — в организованном порядке, когда награбленное делили внутри общины поровну, как это случилось с имуществом Водовика и Семена. Но независимо от стихийности или организованности «грабежей», их суть оставалась неизменной: она состояла в перераспределении богатства на коллективных началах.

Перед нами внутриобщинная борьба между элитой и массой свободных общинников, стимулом которой являлось столкновение привычной, освященной веками общинной собственности с утверждающейся частной собственностью.

Яркий эпизод из истории противостояния татаро-монгольскому игу, в ходе которого простые горожане вопреки княжеским указам не стали терпеть насилия на своей земле. Тверское восстание 1327 года из локального уличного конфликта переросло в общегородскую резню, в ходе которой были перебиты все представители хана-наместника.