Игорь Зимин - Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью.

Очень характерная деталь – личная туалетная вода императора хранилась в кладовой министра Императорского двора. Эта вода поступала в Зимний дворец, как правило, несколькими партиями. Например, в апреле 1847 г. заказали 12 дюжин бутылок «Альпийской воды», потребовав «выслать сие первым пароходом из Гавра». 27 мая 1847 г. заказали еще 12 дюжин воды, с требованием доставить ее в Петергоф. В декабре 1848 г. заказали 20 дюжин бутылок «Альпийской воды». Напомню, что в 1848 г. на Петербург обрушилась очередная эпидемия холеры, а парфюмерия, как указывалось ранее, продолжала считаться надежным средством для предохранения от инфекций.

Как указывалось выше, вплоть до 60-х гг. XIX в. парфюмерия жестко не разделалась на мужские и женские ароматы. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что после смерти в феврале 1855 г. императора Николая I, его супруга императрица Александра Федоровна в марте этого же года распорядилась передать на ее половину «весь запас альпийской воды, оставшийся после Государя Императора», составлявший «67 дюжин и 8 флаконов альпийской воды», т. е. всего 812 бутылок («флаконов»). [1497]

Наряду с закупками французской парфюмерии, Николай I покупал духи и в петербургских модных магазинах, которые, как правило, содержали французы. Например, если посмотреть счета Николая I по его гардеробной сумме за 1833 г., то в течение года камердинер Федор Сафонов покупал императору парфюмерию в различных магазинах Петербурга шесть раз (см. табл. 10).

Таблица 10

К сожалению, из счетов не ясно, сколько склянок и каких именно духов приобреталось на указанные суммы. Судя по суммам, партии были оптовые. Кроме духов, на «гардеробную сумму» приобретались баночки розового масла и палочки помады (март 1834 г.). В декабре 1834 г. камердинер оптом, на 651 руб., в магазине Бабста купил «духи для Гардероба Его Величества». На это обращу особое внимание, поскольку к середине XIX в. новым европейским трендом в использовании парфюмерии становится ароматизация не тела, а различных предметов одежды. Для этого и служили упомянутые в документе «платочные духи».

В 1835 г. за духи из магазина Буржуа, взятые с 1 января по 1 мая, выплатили внушительные 556 руб. 90 коп. Напомню, в этот период в императорских резиденциях проходили так называемые «зимние балы». В апреле 1835 г. в магазине Морса «за взятие 10 склянок духов» камердинер выплатил 100 руб. [1498]В 1836 г. в апреле в один из петербургских магазинов выплатили «за взятие для гардероба Его Величества в течении январской трети сего года разных духов» 336 руб. 60 коп. В октябре 1836 г. в магазин Дюшона Буржуа за период с 20 апреля по 1 ноября за разные духи, «взятые из оного для гардероба Его Величества», 1080 руб. В 1837 г. в апреле в магазин «Дюшон Буржуа за духи для гардероба Его Величества» отправили 124 руб. 15 коп. В декабре в магазин Дюшена за период с мая по январь «за духи для гардероба Его Величества» выплатили 756 руб. 50 коп. [1499]В 1838 г. в мае в магазин Дюшона Буржуа выплатили «за духи в январской трети» – 673 руб. [1500]В 1844 г. духи для императора покупали в магазине Дилля: в марте «за пальто, платок и духи» – 529 руб. 94 коп. и в мае «Диллю за духи» – 57 руб. 60 коп. [1501]

Таким образом, во второй четверти XIX в. акцент в использовании парфюмерии сместился от ежедневного обтирания тела, к использованию парфюмерии для ароматизации тех или иных деталей гардероба, что являлось общеевропейским трендом. Несмотря на то, что при Николае I императорские резиденции, наряду с банями, были оснащены душевыми кабинами, различные парфюмерные, преимущественно французские, композиции использовались самым активным образом.

Утвердительный ответ на этот вопрос характерен для европейских мемуаристов, для которых такие заявления были еще одним подтверждением «дикости варварской России». Например, К. Массон, описывая время Екатерины II, писал: «Наличность вшей – явление самое обыденное в России, на которое почти не обращают внимания… Приезжая в гости, русские дамы оставляют лакеям свои великолепные чернобурые, песцовые, горностаевые, куньи и собольи шубы; в ожидании госпож своих, лакеи укладываются на эти шубы. При разъезде они закутывают барынь в драгоценные меха, населенные и кишащие паразитами; поэтому частенько приходится видеть, как во время партии виста хорошенькая женщина вынимает дорогую золотую табакерку, нюхает, потом изящно чешет виски, слегка зажимает насекомое между пальцев и, положив на эмалированную крышку, давит его ногтем, но еще чаще видишь, как офицеры и вообще светские господа попросту отделываются от паразитов и бросают их тут же на пол, не прерывая беседы». [1502]

0 «политической подоплеке» факта «нашествия» насекомых на Зимний дворец в 1839 г. с искренним злорадством писал французский путешественник маркиз де Кюстин: «Новый императорский дворец, вновь отстроенный с такими тратами людей и денег, уже полон насекомых, чтобы скорее украсить жилище своего господина, заранее отомстили за свою смерть, привив своих паразитов этим смертоносным стенам; уже несколько комнат дворца закрыты, прежде чем были заняты».

Но, надо признать, что такие факты в императорских резиденциях время от времени действительно имели место. Общеизвестно, что Екатерина I успокаивала вспыльчивого Петра I тем, что «искалась» у него в волосах. В этом случае речь идет о вшах, которые тогда воспринимались как неизбежное зло. При этом Петр I совершенно не переносил тараканов.

Екатерина II, описывая свою жизнь с Москве в 1752 г., вспоминала, что рядом с ее спальней поселили фрейлин, живших в страшной тесноте, «и это рядом с моей комнатой, которая благодаря им была полна всевозможными насекомыми до того, что они мешали спать». Сенатор Г. Р. Державин в знаменитой «Фелице» (1782) упоминает о ловле вшей в прическе супруги: «То в свайку с нею веселюся / То ею в голове ищуся». А будущий Николай I в октябре 1822 г. записал, что в Гатчинском дворце его «Разбудили блохи в 11/2, поднялся, позвал Сазонова 2, приходит, после тоже спал плохо, встал в 7».

Блохоловки на платье аристократки

Блохоловки

Дело в том, что клопы и блохи в императорские резиденции, как правило, заносились рабочими и обслугой. В 1841 г., когда молодая цесаревна, будущая императрица Мария Александровна, обустраивалась в своих комнатах Зимнего дворца, пришлось провести дезинфекцию ее личных покоев. Это было связано с тем, что ее комнаты, как водится, достраивались в «последний момент», для чего «пригнали массу рабочих для скорейшей отделки квартиры; они-то и занесли этих насекомых». [1503]Камер-юнгфера Марии Александровны вспоминала: «Пока мы прибирали и размещали вещи, граф Клейнмихель, который был распорядителем всего устройства, сновал беспрестанно по всем комнатам, заходил к нам и осведомлялся, не беспокоят ли нас блохи, уверяя, что он буквально съеден ими». [1504]