Евгений Наконечный - «Шоа» во Львове

Провозглашение восстановления независимости проходило в простых условиях, в небольшом помещении «Просвиты (Просвещение)» на львовской площади Рынок, вечером 30 июня. Львовяне об этом событии узнали только на другой день. С поразительной оперативностью львовские раввины в тот же день, 30 июня, встретились с митрополитом Андреем Шептицким и сообщили, что евреи Львова поддерживают провозглашение Украинского государства и надеются, что Украинское государство защитит своих граждан от каких-либо преследований. Митрополит Греко-католической церкви заверил раввинов, что государственная власть не допустит антиеврейских эксцессов, что украинское правительство будет заботиться о благе всех проживающих в крае граждан, без разницы вероисповедания, национальности и социального положения. Поэтому, провозглашение в 1941 году независимости Украины совсем не испугало галицийских евреев. Наоборот, евреи видели в Акте независимости благоприятный для себя поворот событий.

Наше гостеприимное жилище с первых дней июля превратилось в громкий дискуссионный клуб. Соседи-евреи тянулись к нам, чтобы что-то узнать о намерениях нового правительства и обсудить украинско-еврейские взаимоотношения. Мусе Штарк, который до сих пор любил беседовать с моим папой как с представителем рабочего класса, теперь начал разговаривать с ним как с представителем украинства. Еще с австрийских времен украинские политические лидеры Галиции смотрели на евреев как на своих потенциальных союзников. Они старались привлечь их на свою сторону для общей борьбы за демократические права, за национальную справедливость. Известен эпизод, когда председатель украинского парламентского клуба Юлиан Романчук выступил с требованием реформировать избирательную систему и создать еврейскую курию. То есть перейти в Австрии от признания евреев отдельным религиозным обществом до признания евреев отдельной нацией. На парламентских выборах 1907 года еврейских кандидатов поддержали украинские крестьяне. Благодаря этому с помощью украинских голосов победили четыре сионистских посла (депутата) и создали свою фракцию.

Украинские политические круги Галиции постоянно относились к евреям с исключительным пониманием. Не было ни одной политической партии, которая бы проповедовала антисемитизм, в том числе и ОУН. Не добиваясь ассимиляции евреев, представители украинского общества пытались наладить украинско-еврейские отношения на основе плюрализма и признания прав евреев как самостоятельной национальной группы, ожидая взаимности, что евреи не будут мешать украинскому возрождению.

Мужчины, которые собирались у нас, все имели возраст около сорока лет и для них события, связанные с созданием в 1918 году ЗУНР, были в памяти живыми и свежими. Правительство ЗУНР дало еврейскому сообществу широкую национально-культурную автономию и возможность защищать свои интересы во всех государственных структурах. В 1941 году галицийские евреи надеялись на аналогичное отношение новой украинской власти. Забегая вперед, отмечу, что во время референдума в поддержку Акта про государственный суверенитет Украины в 1991 году прагматические евреи единодушно проголосовали за независимость. Они почему-то совсем не испугались раздуваемых украинофобской пропагандой ужасов стереотипа украинца — генетического антисемита. Ведь те проницательные евреи, которые наблюдали за политической жизнью в Украине, несмотря на весь осадок недоразумений знали, что реальная политическая власть на протяжении столетий в Украине украинскому народу не принадлежала. Что условия варварского произвола, который господствовал в Украине до 1991 года, — это не результат деятельности украинского народа, а следствие «деятельности» над украинским народом оккупационных властей Российской империи или Польши. Чужеземцы, за исключением, возможно, австрийцев, никогда не пытались превратить Украину в цивилизованную правовую территорию, потому что это препятствовало бы их господству. Оккупанты постоянно инспирировали антисемитские настроения и выступления, чтобы таким образом отвернуть гнев закрепощенного, униженного народа от его настоящих угнетателей. В 1941 году галицийские евреи надеялись, что они могут успешно найти с украинской властью взаимопонимание. Во всяком случае беседы на эту тему проходили в нашей квартире.

В шинели на красной подкладке на углу улицы Яновской стоял немолодой немецкий генерал в окружении дюжих охранников и наблюдал за передвижением войск, которые катились лавиной на Восток. Появилось подразделение с экзотическими, невиданными у нас вьючными мулами. Эти непритязательные, выносливые гибриды осла и лошади тянули на хребтах тяжелые минометы. Мы с Йосале прислонились к нашей подворотне и с интересом созерцали, как по улице маршируют нескончаемые военные колонны. Солдаты выглядели веселыми, улыбающимися, удовлетворенными. Чувствовалось, что армия охвачена порывом энтузиазма одержать решительную победу. Было начало жаркого летнего месяца июля. Одни солдаты шли в пилотках, другие — с непокрытыми головами. Немецких солдат не стригли «под ноль», у них были аккуратные челки.

Мы с Йосале заворожено смотрели на массу серо-голубых мундиров, которые звенели мостовой подкованными сапогами. Вдруг энергичным военным шагом к нам подошел немецкий солдат и на чистом украинском языке спросил:

— Хлопцы, скажите, а где пятый номер?

От неожиданности, что немец заговорил по-украински, я аж онемел, а перепуганный Йосале юркнул куда-то в сторону. Я уже тогда заметил, что мой отчаянный друг панически боится немцев. (И не напрасно. Жить ему по воле немцев оставалось меньше года).

Странный украиноговорящий солдат поинтересовался, тут ли проживает Николай Щур. Услышав утвердительный ответ, он попросил меня отвести его к пану Николаю. Заинтригованный, я поднялся с ним на первый этаж и указал на нужную квартиру. Я не мог отойти от удивления, когда увидел, как пан Николай и немецкий солдат с радостными возгласами кинулись в объятия. Выяснилось, что «немца» зовут Михаилом, и он — родной брат Николая Щура.

Через некоторое время, прихватив бутылку, братья пришли в гости. Мусе, который в это время находился у нас, сразу встал и ушел прочь. Зато повар Матвиив, который заскочил к нам только на минутку и собрался уже домой, остался. Солдата засыпали различными вопросами. Много говорилось о политике и перспективах украинского дела. А украинское дело было простым — иметь, как и у всех цивилизованных народов, собственное государство. Этой темой тогда перенимался весь Львов и не только украинцы, а и поляки и евреи.

Судьба Михаила Щура была для галичан вполне понятной. Спасаясь от польских преследований за активную политическую деятельность, он, как и десятки тысяч других украинцев, вынужден был эмигрировать за границу. Оставив дома жену и малолетнюю дочь, Михаил завербовался на работу во Францию. Польские власти активно содействовали выезду украинцев во Францию, Канаду, США — куда угодно, лишь бы подальше. Сибири Польша не имела. В 1920–1939 годах из Галиции эмигрировало 120 тысяч украинцев, эмигрировало бы в десять раз больше, если бы не американские ограничительные законы. Во Франции с двадцатых годов французские мужчины потеряли желание работать на шахтах — ведь работа тяжелая и опасная. В те времена из Польши во Францию на заработки выехало немало людей. Михаил Щур работал шахтером и одновременно как член ОУН выполнял организационные поручения. Тогда во Франции выходил официальный орган ОУН «Украинское слово» и Михаил его активно распространял. А когда начали формирование Дружины украинских националистов, записался туда добровольцем, как и все остальные. Так он оказался в батальоне «Нахтигаль», с которым прибыл во Львов.