Дмитрий Старостин - Между Средиземноморьем и варварским пограничьем [Генезис и трансформация представлений о власти в королевстве франков]

Другая запись показывает, что значимость и престиж королевского суда зависели не столько от права выносить решение, сколько от способности согласовывать различные — подчас конфликтовавшие между собой — нормы права. Важно, были ли согласны с этим решением представители знати и клира. Например, «совет» из епископов и аристократов собрался, когда представители (“agentes”) Сен-Дени поссорились с Дрогоном, сыном майордома Пипина. Спор возник из-за собственности, которая ранее принадлежала Варину, графу Парижа и брату епископа Леодегара Отенского {343} . Епископ обладал большим влиянием на королей Нейстрии, и поэтому дело можно рассматривать как попытку передела собственности между различными аристократическими группировками и королевскими чиновниками {344} . Теодорих III конфисковал собственность, отдал ее в сокровищницу и в монастырь Сен-Дени. Когда позже Теодориха III взял под стражу Хильдерик II, майордомы дворца вызвались позаботиться о владениях {345} . Как мы уже писали, это послужило причиной затяжного конфликта между майордомом и монастырем Сен-Дени. Возрастание напряженности потребовало присутствия всех затронутых конфликтом епископов и аристократов. Для Хильдерика III было чрезвычайно важно обеспечить соглашение между различными группировками знати и высшего духовенства {346} . Судебное заседание являлось способом обеспечить поддержку государям и, одновременно, осудить набиравших силу майордомов.

Построение судебных записей показывает — образованные современники не считали, что именно приговор короля был показателем значимости его власти. Каждая из судебных записей начиналась с упоминания королевского имени и в некоторых случаях с обращения к знати. Записи также описывали имевшие место дискуссии и обсуждения от имени государя. Тем не менее, когда дело доходило до поддержки приговора суда путем его подписания, имя короля не появлялось на документах. Вместо этого за властителя подписывался канцлер. Присутствовавшая на суде знать подписывалась под решением суда {347} . Несмотря на то, что имя короля появлялось в начале документа, оно, похоже, носило только церемониальное значение.

Впечатление, которое создается самим построением судебных записей, лишь усиливается тем фактом, что во время судебных заседаний короли стремились подчеркнуть важное обстоятельство — хотя они и были верховными арбитрами, но судебная власть принадлежала им не в полной мере. Они не торопились разрешить дело в суде своим приговором, и их главной заботой было, чтобы стороны тяжбы сами пришли к соглашению. В этом смысле судебные протоколы показывают — судебная власть короля состояла, прежде всего, в его прерогативе сохранения мира; государь должен был не выносить приговор, а обеспечить согласие сторон. Представления о юрисдикции короля не требовали от него принятия решения, если не видно было пути достижения примирения сторон. После того, когда вовлеченные в тяжбу представляли дело, присяжные из числа аристократов, епископов или графа королевского дворца решали, позволяют ли обстоятельства принять соответствующее решение. Только если они соглашались на последнем, дело передавалось на рассмотрение короля {348} .

Более того, даже когда конфликт перерастал в открытую борьбу, и дело передавалось королю для принятия им решения, он часто назначал отсрочку для сбора всех документов по делу {349} . В некоторых случаях государь предписывал конфликтующим сторонам самим разрешить их проблему внесудебным путем (“placitum”) {350} . Так короли вообще могли воздержаться от принятия решения. Если дело было сложным, властитель требовал от сторон предоставления доказательств. Сторонам следовало самостоятельно определить пути разрешения спора в соответствии с «местным правом» {351} . Король также мог принять решение, не влекущее за собой обязательного исполнения для обеих сторон. Например, одно судебное решение рекомендовало ответчику подчиниться требованиям истца, если последний заявил бы о возмещении убытков {352} . Короли Нейстрии неохотно принимали решения. Однако в каждом из рассмотренных выше примеров задержка в вынесении вердикта была мотивирована требованиями процедуры. Следование судебным формальностям до малейшей детали являлось важным аспектом разрешения споров в королевском суде.

Сообщения судебных протоколов позволяют непредвзято посмотреть на историю взаимоотношения монастырей, королевской власти и знати в VII в., и дополнить ее несколькими важными деталями. Они показывают, что монастырь Сен-Дени, как и другие монашеские обители, стал опорой власти только со времени правления Балтхильды-«регентши». Но ни своими претензиями, ни полученными от королевского суда решениями случай Сен-Дени не отличался от тех, в которых участвовали другие аббаты или епископы, приходившие искать правду в королевском суде {353} . Более того, несмотря на предпочтительный характер приговоров в отношении обители, земли и собственность, выигранные представителями Сен-Дени, вовсе не сразу переходили под их безусловный контроль. Деятельность Фульрада по возвращению земель, права Сен-Дени на которые упоминались в судебных решениях VII в., свидетельствует о том, что территории не перешли к монастырю, или же снова были им потеряны к середине VIII в. {354} Судебные протоколы, в которых обитель всегда выигрывала, создают скорее желаемую, а не реальную картину ситуации вокруг монастырей в поздний период правления Меровингов. Но это говорит о том, что в указанное время практика взаимодействия между королевской династией, монастырями и знатью еще не сложилась и не стала основываться на четких и всем понятных правилах.

Исследование судебных протоколов и их сравнение с нарративными источниками позволяет дополнить картину того, как власть франкских королей виделась в VII в. В рассматриваемый период данные представления еще не приобрели законченной формы. Значение последних правителей из династии Меровингов сложно понять, если подходить к ним с традиционных точек зрения, характерных для конституционной истории или истории права. Гибкость практики власти, осуществляемой окружением короля, не дает возможности говорить об устоявшемся «институте» королевской власти. Судебные заседания показывают, что члены династии и окружения королей представляли из себя особую группу людей, связанных системой гибких и постоянно менявшихся альянсов. Используя различные процессуальные средства, откладывая и переназначая собрания суда или запрашивая дополнительные документы, короли в VII — начале VIII в. в своем суде должны были искать согласие сторон. Документы не скрывают — властители из династии Меровингов не стремились принять окончательное решение. Часто они делегировали право дать или не дать делу дальнейший ход графу королевского дворца. Участие знати, клириков и представителей государя в разрешении конфликтов оказывалось решающим фактором для придания законности судебным приговорам. Сила судебного приговора заключалась, прежде всего, в согласии сторон в отношении исхода процесса. Образованные современники, которые составляли записи суда, наделяли правителей чертами арбитра в разрешении конфликтов, и видели их юрисдикцию в способности приводить стороны к согласию. Но эта граница между правом выносить приговор и обязанностью находить согласие напоминает нам о высоком уровне правовой культуры в королевстве франков эпохи Меровингов, т.к. подобные потестарные особенности характерны для императорского двора поздней Римской империи.