Дарья Наленч - Пилсудский [Легенды и факты]

Я видел, как они поздоровались, после чего дверь закрылась.

Я задумчиво смотрел на нее. Там, за нею, разыгрывалась историческая сцена. Может, решалась линия польской внешней политики на многие годы.

Несколько лет спустя я имел возможность видеть Геринга на огромном митинге в Вене после присоединения Австрии к германскому рейху. Я никогда не предполагал, что этот толстый, пузатый человек может быть прекрасным оратором и умеет так воздействовать на слушателей. Два часа подряд он держал в напряжении пятнадцатитысячную толпу в огромном зале недействующего вокзала. Его голос не ослабевал ни на минуту. Возбужденная и внимательно слушавшая его речь толпа охрипла от постоянных возгласов «Зиг хайль!».

Через некоторое время встреча в Бельведере закончилась, Геринг снова прошел большими, тяжелыми шагами по залам дворца и, не промолвив ни слова, сел в машину и уехал. Исторический визит завершился.

Воскресенье 3 февраля Пилсудский проводил в Бельведере, и поэтому у меня было свободное время. Около шести вечера меня разыскали в городе.

— Маршал вызывает вас к себе, — сообщил дежурный и тотчас же добавил: —пани Каденацова умерла.

Я помчался в Бельведер.

Когда я вошел в угловую комнату, где сидел Пилсудский, то застал его подавленным и печальным. Увидев меня, он произнес тихим, отрешенным голосом:

— Тетя Зуля умерла.

Меня охватила жалость. Я молча смотрел на сгорбленную фигуру Маршала, который переживал постигший его удар. Понимал его горе. Ведь умерла его старшая сестра, при которой он всегда чувствовал себя «младшим».

С ее уходом он более осязаемо должен был почувствовать тяжесть прожитых лет. Сидел теперь на диване, упершись локтями о стол и водя невидящими глазами по стенам комнаты, шептал про себя: «Тетя Зуля умерла, тетя Зуля умерла»…

Я хотел чем-то утешить Маршала, но не решался прерывать его раздумья.

В какую-то минуту Пилсудский очнулся от забытья и сказал:

— Бедная Зуля. Что она сделала. Я всегда думал, что умру первым, и она похоронит меня, а не я ее.

Маршал снова умолк на долгое время, только пускал клубы дыма.

— Надо заняться похоронами, — прервал я его молчание.

Маршал оживился.

— Да, — промолвил он, — займитесь с Пахольским организацией похорон. За все плачу я.

— Слушаюсь.

— Остальные распоряжения получите завтра утром.

Вошла супруга Маршала, а минуту спустя одна из дочерей.

Я покинул Бельведер и поехал в больницу, где лежала умершая.

На следующий день мы с капитаном Пахольским явились к Маршалу за дальнейшими распоряжениями. Он, видимо, до этого все обдумал, потому что сразу же дал нам подробные указания.

Коротко они заключались в следующем: похороны состоятся в Вильно, вынос тела и похороны будет обслуживать епископ Гавлина, в обеих траурных церемониях примет участие Маршал с женой и детьми.

— К Гавлине пойдите сами и попросите от моего имени.

Весь понедельник ушел на подготовку к выносу тела, после чего вечером мы вместе с сыном умершей Чеславом Каденацовым выехали в Вильно, чтобы приготовить там все, как следует. В соответствии с пожеланием Пилсудского траурное богослужение должно было проходить в костеле Святой Анны, о котором Наполеон якобы сказал, что это единственная вещь, которую он охотно забрал бы из Вильно во Францию.

5 февраля мы обсудили все детали с ксендзом и в среду утром вернулись в Варшаву.

Поскольку Маршал сам руководил подготовкой к похоронам, мы с капитаном Пахольским тотчас же явились к нему, чтобы доложить о результатах поездки в Вильно.

После окончания богослужения в больнице тело умершей было установлено на катафалк и похоронная процессия двинулась в направлении Главного вокзала. Гроб должны были поместить в специально подготовленный вагон, а затем отправить в Вильно. Пилсудский не участвовал в похоронной процессии, а приехал на вокзал, где встретил похоронную процессию, дождался, пока гроб не внесли в вагон, после чего уехал.

Похороны были назначены на 8 февраля. Мы с Пилсудским выехали ночным поездом сразу же после церемонии выноса тела.

Это была печальная поездка. Маршал, который всегда был в прекрасном настроении, направляясь в любимый Вильно, на этот раз молчал и не проявлял никаких чувств.

Утром прибыли в Вильно. С вокзала Пилсудский отправился прямо во Дворец приемов, где остановился. Спустя некоторое время пригласил к себе епископа Гавлину, Чеслава Каденацова и меня. Мы доложили ему о состоянии подготовки к похоронам, а затем он отдал последние инструкции. Маршал особенно хотел сохранить в траурной процессии семейную иерархию, определив места поближе к гробу ближайшим членам семьи, подальше — дальним родственникам. Заявил, что сам будет идти сразу же за гробом и вести под руку старшую дочь умершей Зофью Каденацову. Его последнее заявление напугало нас. Но, к счастью, Маршал не настаивал пройти пешком вместе с похоронной процессией весь путь от костела Святой Анны до кладбища и согласился сопровождать гроб только при выносе тела из костела, а затем — от ворот кладбища до могилы.

Похороны проходили в соответствии с заранее разработанным планом. Никогда не забуду печали в глазах Маршала, когда о крышку опущенного в могилу гроба застучали первые горстки земли. Пилсудский смотрел на исчезающий, засыпанный гроб с окаменевшим выражением лица. У его ног был гроб не только сестры, но и детских воспоминаний, воспоминаний о матери, отце, старых друзьях.

Падал мокрый, липкий снег и оседал на его седых волосах. Зофья Каденацова раскрыла зонтик и подняла его над ним.

Вернулись во дворец. Вечером собралась большая часть семьи Пилсудских и допоздна пробыла у него.

Маршал не спал почти всю ночь, даже не раздевался. Я заглянул к нему в 7 утра. Он сидел на диване и курил.

— Ну, все позади. Теперь я думаю уже о Варшаве.

В 8 утра Пилсудский покинул Вильно. Дорогой он был все еще подавлен и все время молчал. О «тете Зуле» не вспоминал ни словом.

На вокзале в Варшаве его встречало почти все правительство, которое в дни траура старалось продемонстрировать свое сердечное отношение к Маршалу и сочувствие.

18 февраля

Было поздно. Может, час или два ночи. Я сидел в своей комнате и просматривал груды документов, привезенных из России. Там были полицейские донесения, фотографии, протоколы, объявления о розыске. Из груды этих пожелтевших листков проглядывала вся жизнь Пилсудского. Жизнь, лишенная дневного света, личного счастья, радости.

Читая эти документы, я никак не мог ассоциировать того, преследуемого шпиками Юзефа Юзефовича Пилсудского, он же Зюка, с сидящим в соседней комнате Первым Маршалом Польши.