Дарья Наленч - Пилсудский [Легенды и факты]

Впрочем, раскрытие правды не имело большого политического значения. Эта неудача как-то померкла в тени тяжелого поражения, каким явился полный провал повстанческих планов.

Довоенные надежды и иллюзии очень быстро развеялись. Ранним утром 6 августа 1914 года отряды стрелков пересекли австро-русскую границу. Уже первые часы этой акции стали предвестником ее фиаско. Королевство Польское не признало подчиненных Пилсудского «головной колонной Войска Польского, идущего сражаться за освобождение Родины», как об этом говорилось в первом, обращенном к солдатам приказе военачальника. Кадровые роты не пополнили ожидаемые добровольцы. Годами подготавливаемая акция, столкнувшись с равнодушием или даже враждебностью населения, провалилась.

Пилсудский попал в западню. Его повстанческие планы оказались нереальными. Вступление на польские земли, входившие в состав России, не умножило его силы. Не дало ему и аргументов, необходимых для дальнейшей политической игры с центральными государствами. Польская армия, с которой считались бы в боях, по-прежнему оставалась в сфере мечтаний. Более того, неудачная акция стрелков скомпрометировала Коменданта и его обещания. Поэтому необходимо было любой ценой спасти хотя бы остатки того, что из развалин рухнувшей честолюбивой концепции могло еще служить восстановлению его позиций.

Прежде чем перейти к описанию этих действий, стоит уделить немного внимания легенде б августа. Ибо это была одна из наиболее противоположно оцениваемых дат в новейшей истории Польши.

Пилсудчики считали ее переломным моментом, разделяющим две эпохи национальной истории. Уже в 1919 году Януш Енджеевич [54] Януш Енджеевич (1885–1951) — легионер, политик санации, в 1931–1934 годах — министр по делам религии и народного просвещения, проводил школьные реформы, в 1933–1934 годах — премьер-министр. писал:

«Когда 6 августа 1914 года кадровая рота стрелков Пилсудского пересекла границу Королевства Польского, она вступала в него как первый отряд польского войска, которое должно быть образовано из народа, а шло сражаться за польское, и только польское дело, не связанное ни с какими чужими государственными интересами… Неразбуженное политически, растленное враждебными силами и, к сожалению, собственным лагерем безверия, бездеятельности и примирения, общественное мнение Королевства не поняло, однако, замыслов Пилсудского. Не решилось завоевать свою свободу своими силами».

С течением времени эта мысль формулировалась все более категорически. В 30-е годы Генрик Цепник излагал ее так: «Создавая первую с 1863 года польскую воинскую часть и посылая ее 6 августа 1914 года в бой, Юзеф Пилсудский указал народу единственный в тех условиях, военных и политических, реальный путь к обретению потерянной независимости — Польское вооруженное выступление… Поэтому день 6 августа 1914 года — событие эпохального значения в истории Польши. Он является поворотным, переломным моментом в истории нашей национально-освободительной борьбы. Этим выступлением Пилсудский начертал народу путь к свободе и независимости и повел его по нему к цели, за достижение которой безуспешно сражались наши отцы и деды».

Эти хвалебные гимны превозносились в честь концепции, которая не была до конца реализована. Поэтому легко было приписать ей гениальность. Характерно, что ни один из биографов не решился попытаться описать перспективу, которую польское общество закрыло перед собой в 1914 году, оставаясь глухим к призывам стрелков.

Зато эту задачу выполнил извечный враг Коменданта — Роман Дмовский. «Не было трагедией, — писал он в 1925 году в «Польской политике и восстановлении государства», — выступление из Кракова в Кельце легиона под командованием Пилсудского, в качестве якобы назначенного «национальным правительством» в Варшаве Коменданта польских военных сил… Трагедия началась бы тогда, если бы Национальное правительство, объявившее войну России, действительно существовало в Варшаве. Если бы в ответ на появление легиона на территории Королевства здесь вспыхнуло восстание. Если бы волнения охватили всю страну, всей нашей политике пришел бы быстрый конец. Тогда бы нам наверняка не пришлось долго ждать заключения мира между Россией и Германией, мира, который урегулировал бы многие вопросы, и прежде всего польский. Причем основательно, надолго… Тогда бы мы сыграли немалую роль в истории Европы. Германия, освободившись от войны на Восточном фронте, бросила бы все свои силы на Запад и в короткое время разгромила бы оставленную в одиночестве Францию. Мы бы освободили Европу от длительной войны, а себя от хлопот, связанных с возрождением своего государства».

Это было убийственное для пилсудчиковской легенды рассуждение. По мнению Дмовского, успех повстанческой акции был бы равнозначен немедленной победе Германии. Более медвежью услугу польскому народу трудно себе представить. Ведь именно в государстве Гогенцоллернов наиболее последовательно и жестоко боролись в то время с проявлением польского духа.

Но вывод Дмовского, хотя и внешне бесстрастный и холодный, тоже не был свободен от предвзятости. Ибо только закрывая глаза на явные факты, можно было выдвинуть предположение, что использование Веной и Берлином польской карты подорвало бы волю Петербурга к продолжению войны. В действительности же все выглядело наоборот. Шантажирование России постановкой польского вопроса никогда еще не приводило к ожидаемым результатам. Об этом прекрасно было известно в Берлине, и не случайно там решились на первый серьезный шаг в этом направлении — обнародование так называемого акта от 5 ноября 1916 года — лишь тогда, когда окончательно потеряли веру в заключение с Россией сепаратного мира.

Поэтому ближе к правде был Дмовский, предполагая, что успех восстания, поднятого пилсудчиками, мог осложнить военное положение Антанты. Бои в непосредственном тылу фронта серьезно дезорганизовали бы действия русских. Они не смогли бы предпринять в августе 1914 года широкую отвлекающую операцию в Восточной Пруссии. А без этого наступления не известно, как выглядели бы шансы французов на победу на Марне. Возможно, Германия и не выиграла бы в конечном счете войны, но за победу над ней пришлось бы заплатить гораздо большую цену. Трудно сказать, как бы выглядела в этой ситуации позиция Польши и Пилсудского, даже если допустить, что он на последнем этапе войны решил бы переметнуться на другую сторону.

Слишком много появляется вопросительных знаков, чтобы окончательно решить спор о 6 августа. Однако не подлежит сомнению, что успехи стрелков сразу же привели бы к усилению позиций Германии, что в дальнейшей перспективе не сулило ничего хорошего.