Николай Попов - Открывая новые страницы... [Международные вопросы: события и люди]

Неудивительно, что нацисты считали возможным говорить с британскими и другими деятелями Запада языком ультиматумов. В депеше из Лондона в Москву от 6 августа приводились подробности шифровки в Форин офис из Берлина, с которой был ознакомлен англичанами Масарик. Он поделился с советским дипломатом информацией о том, как, приняв британского представителя Гендерсона, Риббентроп накричал на него, после чего тот ударил рукой по столу и воскликнул, что не потерпит подобного языка в отношении своего отечества, и выскочил из кабинета, хлопнув дверью.

В начале августа из Лондона в Прагу прибыл в качестве «посредника» между Чехословакией и Германией 68-летний виконт Ренсимен — богатый судовладелец, эмиссар Чемберлена. К тому времени силы вермахта уже вплотную нависли над Чехословакией, Гитлер с каждым днем все крикливее угрожал этой стране.

Миссия Ренсимена должна была явиться важной составной частью «плана Зет», выработанного в недрах кабинетов Уайтхолла. О существовании такого плана стало известно после второй мировой войны из рассекреченных британских архивных документов. Чемберлен полагал, что «план Зет» может одним махом «изменить всю ситуацию». Решающая ставка делалась им на личных переговорах с Гитлером. Он надеялся убедить фюрера, что «у него есть необыкновенная возможность поднятия своего собственного престижа и выполнения столь часто декларированной цели, а именно — достижения англо-германского взаимопонимания, что будет предшествовать урегулированию чехословацкого вопроса».

Детали такого взаимопонимания Чемберлен намеревался довести до сведения фюрера, когда встретится с ним с глазу на глаз. В течение лишь одной недели в сентябре 1938 года Чемберлен два раза летал в Германию для встречи с фюрером. Беседы шли не очень гладко не потому, что Чемберлен сопротивлялся Гитлеру. Отнюдь нет. С первых же минут во время первой встречи визитер с берегов Темзы дал понять, что ему «решительно все равно, войдет Судетская область в состав рейха или нет». Дискуссии разворачивались, как вести дело к удовлетворению фашистских домогательств.

Видя, насколько податливы в Лондоне и Париже, нацистский главарь уже не очень склонялся к «мирному урегулированию», поскольку оно ограничило бы его добычу частью Чехословакии. А он считал, что с помощью военной силы сумеет быстро захватить всю страну. В расчет в Берлине принималось то, что правительство Чехословакии не демонстрировало должной твердости перед лицом наглевшего агрессора. Вряд ли для Берлина было тайной то, что президент Бенеш заявил 17 мая 1938 года в узком кругу: «Союз с Россией — это второстепенный фактор… Если Западная Европа перестанет интересоваться Россией, то и Чехословакия потеряет всякий интерес к этому союзу».

Вряд ли в Берлине не знали, какие настроения царили в официальных кругах Лондона. Чем более обострялась обстановка, тем сильнее давали знать о себе в чемберленовской среде антисоветские установки. Ссылаясь на сведения, полученные от одного французского министра, Я. З. Суриц сообщал в Москву 3 сентября, что во время бесед с ответственными англичанами этот министр слышал от них следующее: «Они больше всего боятся интервенции СССР в европейские дела из опасения, что успех советского оружия может проложить дорогу коммунизму в Центральной Европе».

Такова была одна причина, по которой Лондон так настойчиво добивался отказа Гитлера от применения военной силы. Была и другая — внутриполитическая. Чемберлен строил свою тактику на изображении себя деятелем, способным добиться «мирного урегулирования» с Гитлером. Такие уверения производили впечатление на часть публики. Вот почему в ходе своих двух встреч с Гитлером Чемберлен чуть ли не молил его о том, чтобы он не пускал в ход военную силу против Чехословакии, а согласился бы оформить отторжение от нее Судетской области за столом конференции. В конце концов фюрер такое согласие дал.

Даже в тот момент еще можно было спасти Чехословакию. Для этого требовалось в первую очередь, чтобы Чехословакия не поддавалась нажиму со стороны Лондона, а встала на защиту своей целостности, суверенитета. Если бы это произошло, правительству Франции, связанному с Чехословакией обязательствами о помощи, было бы политически крайне трудно объявить о том, что оно бросает Чехословакию на произвол судьбы. Кабинет Даладье вряд ли удержался бы у власти в таком случае. Вступление в действие Франции оказало бы влияние и на Лондон, тем более что позиции Чемберлена и его сторонников не укреплялись, а слабели.

Поворота в обстановке в сторону коллективных усилий для спасения Чехословакии, пресечения агрессии добивались в Москве, понимая, что поставлено на карту. Пользовавшийся большим авторитетом у общественности, у многих государственных деятелей на Западе, М. М. Литвинов на посту народного комиссара иностранных дел СССР в те недели, месяцы бросил весь свой вес большевика-дипломата на чашу борьбы против фашистской угрозы. Благодаря в немалой степени его усилиям во второй половине марта и в начале сентября 1938 года были предприняты шаги для мобилизации сил в международном масштабе в целях отпора гитлеровской агрессии.

В интервью для прессы после нацистской оккупации Австрии М. М. Литвинов от имени Советского правительства предложил принять немедленные твердые коллективные меры для отстаивания мира и защиты стран, над которыми нависла угроза.

Ответом Чемберлена было заявление о нежелании его правительства создавать в Европе замкнутые группировки. Официальные деятели Парижа, Вашингтона, не повторяя таких фраз, звучавших издевательством над здравым смыслом, реагировали в целом прохладно на инициативу Москвы.

С усилением угрозы для Чехословакии и еще более настойчивыми попытками Лондона и Парижа заставить ее пойти на беспрецедентные уступки агрессору Москва решила сделать по дипломатическим каналам серьезное предостережение инициаторам подобного соглашательского курса. 17 августа И. М. Майский сообщил в Москву, что в соответствии с полученными директивами сделал заявление Галифаксу. В нем указывалось, что «СССР все больше разочаровывается в политике Англии и Франции, что он считает эту политику слабой и близорукой, способной лишь поощрить агрессора к дальнейшим «прыжкам», и что тем самым на западные страны ложится ответственность приближения и развязывания новой мировой войны».

Содержание заявления не оставляло сомнений, что оно было санкционировано на высшем уровне в Москве. Наша страна не играла в прятки. Она доводила до сведения правительств Великобритании и Франции свою крайнюю встревоженность складывающейся ситуацией. Но эффект и данного демарша был нулевой.