Юрий Галенович - Сталин и Мао [Два вождя]

«Действительно, язык — это орудие выражения мыслей, — сказал Мао Цзэдун. — Между культурами и языками различных наций есть общее, есть и различия. Взять хотя бы ханьские (китайские) иероглифы и ханьский язык. Хотя ими и не просто овладеть, однако на практике их может освоить любой. При желании и при непрерывном совершенствовании овладеть ими можно; в этом деле тоже нет никаких различий в зависимости от общественного и классового положения».

Н. Т. Федоренко очень заинтересовало то, каким образом Мао Цзэдун в данном случае увязал теорию и практику. «Он невольно перестал писать, поднял голову, и воззрился на Мао Цзэдуна» — отмечал китайский переводчик в своих воспоминаниях.

Сталин недовольно поглядел на своего переводчика и вдруг рявкнул: «Товарищ Федоренко!»

Н. Т. Федоренко сначала остолбенел, потом повернулся к Сталину, а тот приказал ему: «Возьмите вашу тарелку и подойдите сюда!»

Когда переводчик подошел, Сталин, не глядя на него, сказал: «Попробуйте это блюдо!»

Переводчик стоял не шевелясь, ни жив ни мертв.

Тогда Сталин сказал: «Это редкое блюдо. Возможно, вы отведаете его первый раз в жизни… Первый и последний, как говорится».

Переводчик продолжал стоять столбом.

«Берите же!» Хотя Сталин сказал это ровным тоном, но, по наблюдению китайского переводчика, это был приказ, тут не оставлялось возможности сомневаться.

Китайский переводчик, описывая эту сцену, невольно передавал и свои собственные чувства, а возможно, и некоторые настроения Мао Цзэдуна. Ши Чжэ утверждал, что слова Сталина, особенно его слова «в последний раз», заставили советского переводчика покрыться холодным потом.

В обязанности Ши Чжэ, как и других китайских переводчиков и сотрудников, обслуживавших Мао Цзэдуна, входило не только на двух языках составлять запись всех бесед Мао Цзэдуна с советскими собеседниками, но и снабжать эту запись описанием мимики, жестов, эмоционального состояния всех советских людей, присутствовавших при беседах Мао Цзэдуна, в частности, со Сталиным.

Ши Чжэ и самому было прекрасно известно, что такое гнев Сталина и что такое гнев Мао Цзэдуна.

Ши Чжэ добавил, что он заметил также, что до начала банкета официантка что-то тихо сказала Сталину, после чего блюдо с этим кушаньем поставила не перед ним, а сбоку от него. Ши Чжэ внимательно следил за тем, чтобы Мао Цзэдуна не отравили на банкете у Сталина.

Н. Т. Федоренко пришлось отведать предложенное ему блюдо.

Сталин поинтересовался, как оно ему понравилось.

Переводчик ответил, что оно очень деликатное.

Сталин рассмеялся.

Мао Цзэдун рассмеялся следом за Сталиным (кстати, во время всей этой сцены, как отмечал Ши Чжэ, Мао Цзэдуну оставалось только спокойно и молча сидеть и покуривать). Рассмеялись и все остальные присутствовавшие при этом участники банкета и с советской, и с китайской стороны. [140]

21 декабря в Москве торжественно праздновали 70-летие Сталина. В президиуме торжественного заседания, состоявшегося в Большом театре, Мао Цзэдун сидел по левую руку от Сталина (по правую руку находился Н. С. Хрущев). Текст выступления Мао Цзэдуна зачитал Н. Т. Федоренко. В этой короткой речи содержались и такие слова: «Товарищ Сталин — учитель и друг народов мира, а также учитель и друг народа Китая. Он развил революционную теорию марксизма-ленинизма, внес выдающийся и весомейший вклад в дело мирового коммунистического движения. Народ Китая в ходе своей тяжелой борьбы против угнетателей глубоко ощущал важность дружбы со стороны товарища Сталина». При этих словах зал взорвался аплодисментами. Сталин повернулся к Мао Цзэдуну, благодарно кивнул, улыбнулся и зааплодировал вместе с залом.

Далее в речи говорилось: «На этом торжественном заседании я имею честь от имени народа Китая и Коммунистической партии Китая поздравить товарища Сталина с семидесятилетием, пожелать ему здоровья и долголетия. Желаю счастья и процветания нашему великому другу и союзнику, Советскому Союзу, находящемуся под руководством товарища Сталина. Да здравствует великое небывалое единство мирового рабочего класса под руководством товарища Сталина». [141]

Оба руководителя по этому случаю демонстрировали друг другу и перед внешним миром свою заинтересованность в сохранении и развитии двусторонних отношений союза и дружбы. При этом Мао Цзэдун считал необходимым и был вынужден именовать Сталина не только «другом», но и «учителем» народа Китая.

Не учителем Мао Цзэдуна, а учителем народа Китая. (Кстати, в китайском языке понятие «учитель» выражается несколькими различными словами, использовавшимися в лексиконе Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун, поучая свою партию, неоднократно говорил об «учителях наоборот», то есть о тех, кто учит тому, как не следует поступать, кого следует расценивать только негативно.)

Как бы там ни было, а такого рода высказывания Мао Цзэдуна говорили Сталину, что, по сути дела, Мао Цзэдун заинтересован в грядущих переговорах и в оказании Советским Союзом помощи Китайской Народной Республике. Дело было, очевидно, в поисках формы, которая позволила бы обеим сторонам начать такие переговоры.

В то время играла роль и еще одна особенность ситуации. В такой стране, как Китай, которая едва-едва закончила гражданскую войну, где большинство населения предпочло новый режим, режим Мао Цзэдуна, старой власти, власти Чан Кайши, еще очень сильны были и чувства некой общности с идеологией Сталина, идеологией его партии. Поэтому Мао Цзэдун был вынужден тогда считаться и с этой своего рода инерцией положительного отношения к СССР, к Сталину, как к друзьям и союзникам в борьбе, которая шла в Китае на протяжении последних десятилетий. С другой стороны, и в Советском Союзе существовало тогда традиционное сочувствие большинства людей Китаю и лично Мао Цзэдуну, которого официальная пропаганда представила населению нашей страны тогда как верного последователя Сталина, как друга и союзника. Ни Сталин, ни Мао Цзэдун не были заинтересованы в разрушении этих стереотипов в сознании населения обеих стран и в какой-то степени считались с ними, поддерживали их.

После того как торжества в Москве по случаю 70-летия Сталина завершились и делегации компартий целого ряда стран разъехались по домам, Мао Цзэдун в соответствии с ранее намеченным планом остался в Москве. Считалось, что он продолжает знакомиться с нашей страной, отдыхает, совершает экскурсии.

Мао Цзэдун, конечно, жадно впитывал собственные впечатления о нашей стране. (В свое время более четверти века тому назад то же самое делал Чан Кайши, который также провел тогда несколько месяцев в СССР.)

В феврале-марте 1920 года Мао Цзэдун в беседе с одним из основателей Коммунистической партии Китая Ли Дачжао высказал пожелание организовать «отряд для ознакомительной поездки в Россию», которую он при этом именовал тогда «первой по уровню культуры страной мира». Тогда же в письме одному из своих однокашников Мао Цзэдун отмечал, что эта идея «переполняет его радостью и надеждами». [142]