Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Прогрессом можно считать и завершившуюся к концу раннечосонского периода определенную «унификацию» господствующего класса, его оформление в единое янбанское сословие. В корёской системе господствующий класс подразделялся на несколько сословных групп — служилую аристократию (практически монополизировавшую политическую власть), среднее и мелкое центральное чиновничество, «местных чиновников», верхушку буддийского монашества, и т. д. Политические и экономические возможности каждой из этих групп были различны, переход из одной группы в другую — затруднен. С приходом к власти новой династии и вводом в действие значительно более регулярной бюрократической машины, а также благодаря росту производительных сил в сельском хозяйстве и усилению средних и мелких землевладельцев, различия между привилегированным меньшинством правящего класса (аристократией) и большинством чиновников-землевладельцев начинают стираться. Развитие государственной и частной образовательной системы, более регулярный процесс комплектования госслужбы через экзамены, общие для всех правила оценки заслуг и повышения — все эти черты чосонской системы постепенно уравняли все основные группировки господствующего сословия в плане их социального положения (хотя сохранилась, скажем, дискриминация по отношению к военным чиновникам). Ряд групп (например, буддийское монашество) был исключен из состава господствующего класса.

С начала XVI в., с усилением конфуцианских ученых из среды мелких и средних землевладельцев (группировка сарим ), переход к новому типу сословного общества был завершен. Новое господствующее сословие, янбаны (буквально «две группы» государственных служащих — гражданские и военные), отличалось однородностью. Большинство янбанов (даже самые бедные) владели землей, практически все получали конфуцианское образование, были связаны с государственной службой (для поддержания статуса одно из трех поколений янбанской семьи было обязано служить) и имели право и возможность сдать экзамен и занимать любую должность, вплоть до высших. В то же время политические возможности группировок, к служилому землевладельческому сословию не принадлежащих (скажем, евнухов) были сведены к нулю (что отличало Чосон от Минского Китая). Конечно, янбанское сословие осталось разделенным на группы и клики по самым разным признакам — региональному, идеологическому (принадлежность к той или иной школе в неоконфуцианстве), политическому, и т. д. Эти внутрисословные группы могли отличаться по уровню экономического или политического влияния, но не по основным характеристикам их хозяйственного или социального положения.

Значительной «унификации» подверглось и крестьянство. Жители хян, пугок и со были уравнены в правах с янинами . В результате нескольких проверок статуса рабов в начале правления династии значительное количество незаконно порабощенных янинов было возвращено в состав лично свободных крестьян. Исчезли наследственные «военные семьи», как столичные, так и провинциальные — военная служба стала (по крайней мере, формально) одной из обязательных для всех подданных (исключая, в большинстве случаев, янбанов ) повинностей. В целом, чосонский период был временем слияния большинства эксплуатируемых групп в единое сословие янинов — лично свободных подданных, чьи отношения с государством строились на основе определенной законом «сетки» налогов и повинностей. Учитывая, что (по крайней мере, в теории) янины имели даже право на сдачу государственных экзаменов на должность, и что попытки представителей власти на местах «дополнительно» эксплуатировать янинов в свою личную пользу должны были пресекаться сетью явных и тайных контролеров, можно сказать, что их статус несколько повысился. Политика гомогенизации общества проводилась и в религиозно-идеологической сфере. Обряды и жертвоприношения, официально не признанные государством (прежде всего несовместимого с конфуцианством шаманистского типа), запрещались и преследовались. Над буддизмом, лишившимся своего привилегированного статуса, был установлен жесткий административный контроль. По всей стране (в том числе и в крестьянской среде) внедрялись неоконфуцианские обряды и мораль — поклонение жертвенным дощечкам предков, идеи жесткой вертикальной организации общества (подчинение женщины мужчине, младших — старшим). Немногое осталось от присущего Коре разнообразия локальных культов или бытового равноправия полов. В то же время, организованное насаждение неоконфуцианской ортодоксии имело и положительные стороны, скажем, распространение грамотности.

Конечно, оформление двух присущих бюрократическому государству основных сословий (служивого землевладельческого и лично свободного податного) не означало перехода к «раннему этапу Нового Времени» (о чем без достаточных оснований любят писать некоторые южнокорейские авторы). Межсословные барьеры, скорее, усилились. Ливанское сословие по степени замкнутости было ближе к европейскому дворянству, чем к гораздо более «открытому» для социальной мобильности господствующему классу Минского Китая. Даже дети янбанов от наложниц исключались в раннем Чосоне из числа полноправных янбанов . Возможности приобрести янбанский статус для выходцев из непривилегированных или «средних» групп предоставлялась лишь в особых случаях (военные заслуги, и т. д.). Размывание средневековых сословных барьеров началось с массовым разорением янбанства и выходом на историческую сцену богатого крестьянства и купечества лишь в конце XVIII — начале XIX вв. Другая типично средневековая черта раннечосонского общества — сохранение значительного числа рабов (казенных и частных — всего до 200–300 тыс. чел.). Ряд неполноправных сословных групп по-прежнему причислялся к париям- чхонмин (мясники, шаманы, бродячие актеры, и т. д.). Не было оформлено «среднее» (протобуржуазное) сословие, неразвитыми оставались частное ремесло и торговля. Явно средневековый характер имела и идеология раннечосонского государства, неоконфуцианство. Она рассматривала мир как огромную космо-социальную иерархию, оправдывая сословное неравенство как продолжение космического порядка (« янин ниже янбана , так же как Земля ниже Неба») и отрицая наличие у человека неотъемлемых индивидуальных прав (подчеркивались лишь обязанности: сына, жены, подданного). В этом смысле, о приметах Нового Времени в Корее можно говорить лишь с освобождением большей части государственных рабов и подрывом авторитета неоконфуцианской ортодоксии в начале XIX в.