Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Каким же образом были распределены культуры бронзового века в Евразии? Что представлял собой бронзовый век в регионах, прилегающих к Корейскому полуострову? Бронза (сплав меди и олова) вошла в употребление в Египте и на Ближнем Востоке (прежде всего в Месопотамии) в середине III тыс. до н. э. Она стала основой для оформления там древнейших в Евразии очагов государственности. С запада бронза постепенно распространялась на восток — уже в сер. III тыс. до н. э. она была известна в долине Инда. С середины II тыс. до н. э. бронза стала широко распространяться и на «варварской периферии» тогдашнего «цивилизованного мира» — в Южной Сибири (прежде всего на Алтае и в Саянах). Бронзовые культуры индоевропейцев Урала и Южной Сибири — афанасьевская (III–II тыс. до н. э.), андроновская (середина — конец II тыс. до н. э.), срубная (II тыс. до н. э.) и тагарская (I тыс. до н. э.) — оказали значительное влияние на развитие бронзовой металлургии как на Корейском полуострове, так и на территории современного Китая. Китай, с точки зрения общеевразийского контекста, значительно «отставал» в освоении металлургии и развитии раннеклассовых общественных форм. Бронзовый век пришел туда лишь на рубеже III–II тыс. до н. э. и, как предполагает ряд ученых, через посредство более «передовых» западных соседей. Классической культурой раннего бронзового века в Китае считается культура эрлитоу (по названию стоянки Эрлитоу в Яньши, пров. Хэнань), датируемая XXI–XVI вв. до н. э. Освоение бронзовой культуры дало протокитайскому населению долины р. Хуанхэ возможность относительно скоро (приблизительно в XIV в. до н. э. — т. н. «аньянский» этап в развитии Шан-Иньской культуры) создать первый в истории восточноазиатского региона мощный центр «классической» ранней государственности. Типичными чертами такого центра были обожествленные правители (монополизировавшие как производство бронзовых изделий, так и право на контакт с высшими божествами), аристократия воинов-колесничих (четко отделенная от рядовых общинников), и тенденция к распространению своего влияния — как политического, так и культурного — на окружающие «варварские» племена. В результате с середины II тыс. до н. э. культура долины р. Хуанхэ стала «ядром» региональной восточноазиатской системы. «Периферийные» некитайские этносы, стремящиеся защитить себя от перспективы утери политической самостоятельности и этнической идентичности, вынуждены активно заимствовать материальную культуру «ядра». Они также начали создавать, в значительной степени на основе исторического опыта «ядра», общественные институты, способные выдержать натиск более «передовых» соседей. Так в процессе поисков ответа на исторический вызов «ядра», динамической адаптации к требованиям новой культурно-политической ситуации в регионе формировались «периферийные» культуры Восточной Азии, в том числе и протокорейская бронзовая культура.

На настоящий момент кажется доказанным, что истоки бронзовой культуры Корейского полуострова следует искать в непосредственно прилегающих к северным границам современной КНДР районах Южной Маньчжурии. Именно там, под воздействием протокитайской шан-иньской, южносибирских (карасукской и прочих) и северокитайской ордосской бронзовой культуры, сформировался на рубеже II–I тыс. до н. э. оригинальный комплекс, в течение I тыс. до н. э. распространившийся постепенно на юг, по всей территории Корейского полуострова. Основные черты этого комплекса — бронзовые предметы (скрипковидные бронзовые кинжалы и ритуальные зеркала — знаки влияния военных вождей и жрецов), яшма как символ престижа формирующейся знати, гладкая керамика разнообразной формы и цвета, захоронения в каменных ящиках-гробах, мегалиты-дольмены над захоронениями элиты, и значительно более важная роль земледелия в общей структуре хозяйства. При этом следует отметить, что, в отличие от вождей и жрецов, простые общинники в основном продолжали пользоваться каменными, деревянными и костяными орудиями труда, в том числе и в земледелии.

С этнолингвистической точки зрения, носители бронзовой культуры в Южной Маньчжурии и на Корейском полуострове принадлежали, как считается, к монголоидной прототунгусской группе, условно отождествляемой с насельниками северных границ китайской культурной сферы, известными из китайских источников как емэк (кит. вэймо ). Эта группа, по-видимому, отчетливо отличалась, как по языку, так и по облику материальной культуры, от неолитических насельников Корейского полуострова, родственных, скорее всего, современным палеоазиатским народностям Приамурья. В то же время вряд ли стоит, как это делают некоторые южнокорейские исследователи, изображать емэк как чуть ли не «гомогенную протокорейскую народность» с «единой культурой и языком». Археологические находки довольно ясно показывают, что бронзовая культура маньчжурско-корейского ареала была сложным, разнородным конгломератом региональных вариаций, объединенных лишь несколькими общими чертами.

Процесс распространения культуры бронзы по Корейскому полуострову, с севера на юг, в X–V вв. до н. э., был одновременно и процессом смешения «северных пришельцев» (условно отождествляемых с емэк древнекитайской историографии) с автохтонным неолитическим населением полуострова. Распространенное в южнокорейской исторической науке представление об этом процессе как о «завоевании» полуострова «северянами» кажется чрезмерно упрощенным. Во многих случаях «северная» культура могла проникать на полуостров постепенно, в течение столетий торговых контактов, культурных заимствований и смешанных браков. Смешанное постнеолитическое население во многом продолжало традиции неолитической культуры. Это заметно, скажем, по формам жилищ, облику орудий труда, и т. д. Но в то же время культура металла, которой владели «пришельцы с Севера», не могла не занять в обществе доминирующего положения. Результатом ассимиляции неолитического населения полуострова в более развитую бронзовую культуру Севера и было формирование этнического субстрата, условно идентифицируемого как маньчжурско-протокорейский. Именно к этому субстрату и относилась племенная группа, сумевшая к IV–III вв. до н. э. создать в северной части Корейского полуострова и на прилегающей территории Маньчжурии протогосударство Древний Чосон.

III в. до н. э. был временем, когда древние чосонцы начали активно и широко заимствовать культуру железа из Китая. Считается, что на этом и закончился бронзовый век на полуострове. Начало же корейского бронзового века большинство южнокорейских и западных ученых относит к XI–X вв. до н. э. Именно этим временем датируются самые ранние из найденных на территории полуострова бронзовых вещей. Среди них — бронзовые нож и шишкообразное украшение из Синамни (уезд Ёнчхон пров. Сев. Пхёнан), бронзовый резец из 3-го культурного слоя Кымтханни (г. Пхеньян), литейная форма для изготовления бронзовых «шишек» из Самбонни (уезд Чонсон, пров. Сев. Хамгён), и т. д. Тенденция современной северокорейской исторической науки возводить начало бронзового века в Корее чуть ли не к началу II тыс. до н. э. (т. е. искусственно «удревнять» корейскую бронзу до уровня китайской шан-иньской бронзовой культуры) связана с «политическим заказом» северокорейских властей и вряд ли имеет отношение к историческим фактам.