Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Наряду с «Хвансон синмун», немалой известностью в начале 1900-х годов пользовалась газета «Чегук синмун» («Имперская газета», основана 10 августа 1898 г.), также редактировавшаяся группой реформистски настроенных конфуцианцев. В отличие от «Хвансон синмун», однако, эта газета использовала — как и «Тоннип синмун» — чисто корейское алфавитное письмо, практически без китайских иероглифов, что делало ее доступной для простолюдинов и женщин, обычно не получавших классическое конфуцианское образование, но зачастую знакомых с относительно простым алфавитным письмом. Собственно, целью «Чегук синмун» и было просвещение масс — популяризация реформаторских идей в наиболее доступной форме. Число подписчиков газеты колебалось от двух до четырех тысяч, но реальное влияние ее распространялось гораздо шире. По отзывам современников, на улицах столицы часто можно было увидеть торговцев, солдат и даже рикш, сбивавшихся в кружок и слушавших, как грамотный коллега читает им статьи из «Чегук синмун». Особенно популярна газета была среди женщин (иногда ее даже называли «женской»), о правах которых — на образование, вторичное замужество после смерти мужа, общение вне дома и даже брак по любви! — она писала много и часто. Впрочем, просвещение женщин подавалось не как самоцель, а просто как средство приблизить отсталую Корею к уровню «цивилизованных стран». Важное место занимала в газете и тема защиты имущества и прав простолюдинов от нескончаемых чиновных поборов и вымогательства. Газета объясняла, что лишь минимальные правовые гарантии для массы мелких и средних собственников смогут стимулировать предпринимательство, что и поможет режиму Коджона сделать Корею сильнее и стабильнее. Провал же реформ, считали авторы газеты, будет равнозначен гибели страны — ее, так же, как и Китай после подавления восстания ихэтуаней в 1900 г., практически низведут на уровень полуколонии. Постоянный автор газеты, будущий президент Южной Кореи Ли Сынман, писавший свои эмоциональные статьи из тюрьмы, считал, что наибольшую опасность для страны представляет Россия — «жадный тигр, который смотрит на весь мир, как на кусок мяса». В Японии же — как и «Хвансон синмун» — газета видела прежде всего образец быстрых и эффективных реформ. Таким образом, внешняя политика двора, в 1899–1904 гг. ориентировавшегося прежде всего на Россию как на фактор, сдерживавший японские амбиции, расходилась с прояпонскими настроениями среди значительной части реформаторской интеллигенции. Среди сотрудников «Чегук синмун» были Ли Хэджо (1869–1927) и Ли Инджик (1862–1916), впоследствии получившие значительную известность как авторы первых «новых» прозаических произведений (романов и повестей, написанных с использованием современных западных форм и приемов) в истории корейской литературы. Газета печатала выпусками ряд переводных произведений западных литератур, тем самым способствуя формированию аудитории для западной и вестернизированной корейской прозы. В целом, просветительские усилия «Хвансон синмун», «Чегук синмун» и ряда других корейских газет 1899–1904 гг. привели к заметной популяризации реформаторских идей — по крайней мере, среди части интеллигентов, землевладельцев, мелких и средних торговцев. Новые термины — «конституционализм», «естественные права», «хозяйственное развитие», «прогресс» — постепенно внедрялись в разговорный обиход, дополняя и в то же время постепенно вытесняя традиционные конфуцианские представления об обществе и государстве.

Важную роль в процессе постепенного отхода от традиционных представлений о государстве и обществе сыграли и религиозные перемены. В то время как в Японии символом официального национализма стало сконструированное на основе традиционных культов государственное синто , а в религиозной жизни продолжал доминировать буддизм, в Корее как нарождавшиеся предпринимательские слои северной части страны, так и янбаны -реформаторы проявили активнейший интерес к христианству — и прежде всего протестантизму — как духовной основе построения нового общества. Что же привлекло их к религии, еще сравнительно недавно, в 1860-е годы, подвергавшейся жестоким гонениям и презрительно именовавшейся «западной ересью»? Популярность христианства в Корее можно объяснить несколькими факторами. Во-первых, идеологи конфуцианства и буддизма по различным причинам не смогли встать в Корее 1899–1904 гг. в авангарде перемен. Очень небольшая часть конфуцианцев — главным образом те из них, кто, как Пак Ынсик или Чан Джиён, активно участвовали в газетно-издательской деятельности в столице, — уже на рубеже веков осознали, что конфуцианство, чтобы сохранить ведущую роль в духовной жизни страны, должно преодолеть неоконфуцианский догматизм, взять инициативу в деле просвещения и политической мобилизации масс, стать центром притяжения для всех, болеющих за судьбу страны — одним словом, своего рода национальной этической религией. Этими идеями пронизан трактат Пак Ынсика «О религии» (1901 г.) и масштабная работа Чан Джиёна «Истоки корейского конфуцианства» (1900 г.). Однако абсолютное большинство видных конфуцианских идеологов этого периода оставалось на позициях традиционалистской догматики, в то время, как те немногие буддийские лидеры, что были заинтересованы в «новой культуре», были тесно связаны с японскими буддийскими миссионерами, тем самым обеспечивая себе репутацию прояпонских элементов. То же можно сказать и о преемнике учения тонхак , религии чхондогё («Учение Небесного Пути»), лидер которой, Сон Бёнхи, спасаясь от правительственных преследований, уехал в 1901 г. на учебу в Японию и вскоре послал в различные учебные заведения Японии несколько десятков своих приближенных последователей. В то время, как симпатии к Японии — якобы «защитнице желтой расы от белой угрозы» — были достаточно распространены среди корейских реформаторов до 1904 г., то после превращения Кореи в японский протекторат в 1905 г. тесные политические связи с японскими религиозными и политическими институтами могли толковаться однозначно как «антинациональная позиция». В этом смысле положение христиан, находившихся под покровительством европейских и американских, но — как правило — не японских религиозных организаций, было гораздо более совместимо с требованиями националистической идеологии.

Во-вторых, большую роль сыграла и сознательно избранная протестантскими миссионерами тактика — демонстрировать «туземцам» преимущества «европейской христианской цивилизации» через широкомасштабную деятельность в области образования и медицины, так, чтобы Корея воспринимала протестантизм как синоним «прогресса». На фоне более чем скромных достижений властей в этих областях — что было связано как с финансовыми проблемами корейского правительства, так и с политикой первоочередного финансирования армии и полиции — успехи миссионеров действительно впечатляли. Так, в 1904 г. канадский пресвитерианский миссионер Эвисон, работавший в Корее с 1888 г., построил на пожертвование американского предпринимателя Северанса в 15 тыс. долларов (добавив к нему 10 тыс. долларов из миссионерского фонда) больницу им. Северанса в центре Сеула, являющуюся вплоть до сегодняшнего дня крупнейшим медицинским центром города. Лечебницы и аптеки имелись при каждой миссионерской станции, а среди находившихся в стране протестантских миссионеров около 20 человек — американцев, канадцев и австралийцев — имели медицинскую квалификацию. Лучшие детские приюты и дома престарелых в Сеуле принадлежали католической церкви, а ведущие провинциальные школы для девочек — Суный (Пхеньян), Чонмён (Мокпхо), Чинсон (Вонсан) и др., — были открыты в 1903–1904 гг. пресвитерианами и методистами. Таким образом, для многих патриотически настроенных молодых корейских интеллигентов крещение по протестантскому или католическому обряду было равнозначно приобщению к «новой культуре», которая была для них единственным способом укрепить и обогатить страну.