Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

В теории, военнообязанными в Корё были все здоровые мужчины 16–59 лет, в том числе и средние и младшие чиновники (ниже шестого ранга). В случае крупных конфликтов Корё, имевшее приблизительно два с половиной миллиона населения, теоретически могло привлечь на воинскую службу до 600 тыс. человек (хотя и с серьезными негативными последствиями для экономики). Такое количество солдат вряд ли позволяло всерьез соперничать за влияние с северными соседями: у чжурчжэньской империи Цзинь, например, в конце XII в. имелось до 40 миллионов подданных и до 1 млн. потенциальных солдат (включая запасников). Однако численность и технический уровень корёской армии были вполне достаточными для защиты собственно корёской территории в течение довольно долгого времени. С другой стороны, сочетание крестьянских работ с военной службой у рядовых и приниженное положение даже столичных офицеров по сравнению с гражданским чиновничеством были источниками социальной напряженности, вылившейся в итоге в военный переворот 1170 г. В отличие от аристократов Силла, корёские гражданские чиновники (по крайней мере, с конца X — начала XI вв.) обычно не получали даже базовой военной тренировки. От военных их отделяла пропасть не только по статусу, но и в культурном отношении, что еще более обостряло конфликт.

Как же вознаграждалась служба приблизительно трех тысяч гражданских и семи тысяч военных чиновников? Система чонсигва («должностных наделов»), впервые установленная в 976 г. (см. выше), а затем несколько раз реформированная (в 998, 1034 и 1076 гг.), предусматривала раздачу служебных наделов всем находящимся на действительной службе (в 998-1076 — и обладателям номинальных должностей) в соответствии с их рангами (их было 9) и степенями (18; каждый ранг включал две ступени). В принципе, жаловался, как и во всех дальневосточных бюрократических монархиях, не надел, а лишь право на налог с него. При этом определенная часть рисового налога с чиновных наделов (от 0,5 до 2 %, в зависимости от качества и урожайности земли) все равно шла в казенные склады.

Пожалование, в теории, не было собственностью получателя и должно было возвращаться в казну с отставкой. В основном жаловались земли в окрестностях столицы, где центральная власть могла предотвратить их незаконную «приватизацию». В пожалование входила как обрабатываемая земля, так и лесистые горные участки («на топливо»). Судя по источникам, непосредственные производители (крестьяне), обрабатывавшие пожалованную землю и платившие, через государственный налоговый аппарат, налог получателю пожалования, лично зависимыми от получателя официально не считались. В то же время реально пожалование могло оставаться за семьей получателя довольно долгое время и после ухода со службы: часть пожалования («поля на прокорм», кубунджон ) оставалась за отставным чиновником вплоть до его смерти, а затем (в несколько урезанном виде) переходила к вдове и несовершеннолетним детям. На практике во многих случаях (особенно в периоды политических потрясений, когда государственный контроль ослабевал) чиновный клан теми или иными методами присваивал надельные земли, делая их наследственной собственностью (а крестьян превращая в частнозависимых, или, реже, даже в рабов). Выходцы из чиновных кланов и обладатели ученых степеней имели право на особое пожалование («поля для неслуживых», ханинджон ) даже если они на службу не поступали.

Высший размер пожалования (скажем, для канцлера Государственной Канцелярии) и низший (для обладателя восемнадцатой чиновной степени) различались примерно в 10 раз, что приблизительно соответствовало и китайским нормам того времени. Получали чиновники дважды в год и рисовое жалование, размер которого также был строго пропорционален рангу и степени. Доход от земельного пожалования и от жалования был приблизительно одинаковый. Одно время корёское правительство пыталось, по китайскому образцу, выдавать жалованье деньгами, но система эта в Корё так и не прижилась (как и денежное обращение вообще). По сравнению с Китаем, где земельные пожалования чиновникам с конца VIII в. потеряли значение, и исчисляемое в рисе жалование часто выплачивалось только деньгами (при династии Сун — даже бумажными деньгами), корёская система была достаточно «отсталой». Впрочем, по сравнению с тогдашней Европой, не имевшей ни системы регулярной выплаты жалования, ни сколько-нибудь организованной гражданской бюрократической службы вообще (все это пришло только во времена абсолютизма, к XVI–XVII вв.), все бюрократические монархии Дальнего Востока, включая Корё, обладали гораздо более сложной административной организацией. Некоторые особенности бюрократического быта времен Корё — порядок прихода на службу в час Змеи (примерно 9 часов утра) и ухода домой в «час курицы» (около 5 часов дня), проводимые каждый пять дней служебные совещания, и т. д. — кажутся вполне «современными» даже сейчас.

Рис. 32. Ворота «гостевой палаты» для чиновников ( кэкса ) провинциальной управы в городе Канныне (пров. Канвон). Возведены при Ван Гоне, в 936 г., позже неоднократно перестраивались. В «гостевой палате» могли останавливаться чиновники, выезжавшие в провинцию по делам службы.

Основную часть богатства служилого аристократического слоя составляли не служебные наделы, а унаследованные от предков (часто еще со времен смут Позднего Силла), дарованные государями или приобретенные частные земли разных категорий («дарованные земли» — саджон , «поля заслуженных сановников» — конымджон , и т. д.), известные под общим наименованием «полей вечного пользования» ( ёнъопчон ). Надо сказать, что, хотя формально вся территория Корё считалась собственностью государства (в теории, этого принципа придерживалась любая бюрократическая монархия Дальнего Востока), в реальности крестьяне, как и в Китае в соответствующий период, практически владели своими наделами, передавая их по наследству, покупая и продавая. Государству выплачивался налог, формально считавшийся арендной платой за пользование номинально «государственной» землей.

Согласно исследованиям современных южнокорейских авторов Ли Сонму и Ким Ёнсопа, базовая налоговая ставка обычно составляла 1/10 урожая, но варьировалась в зависимости от качества земли и урожайности надела (по этому вопросу существуют и другие мнения). Владели землей в частном порядке и представители господствующего класса — чиновники и буддийские монастыри. В отличие от крестьян, «заслуженные сановники» (чиновники высших пяти рангов, владевшие полями конымджон ) и монастыри налогов со своих частных земель не платили и повинностей не несли. Частные земли служилой аристократии и монастырей во многих случаях обрабатывались рабами, составлявшими еще одну важную часть имущества господствующего класса. Рабами становились как военнопленные, так и несостоятельные должники (аристократия и монастыри широко практиковали ростовщичество). В голодные годы распространена была продажа в рабство членов семей. В других случаях имения знати и монастырей могли обрабатывать частно-зависимые крестьяне (практически крепостные), искавшие в аристократических имениях или монастырях спасения от разорительных повинностей или произвола чиновников. Наконец, часть земель сдавалась в аренду лично свободным крестьянам соседних селений (арендная плата составляла половину урожая). Крестьяне во многих случаях также арендовали дворцовые земли- нэджанджон и наделы, приписанные к государственным учреждениям (тогда арендная плата составляла четверть урожая). В случае, если сановник проживал в столице, имением заведовал особый управляющий — чанду , обычно из числа доверенной клиентелы. Границы имений обозначали особенные каменные столбы — чансэнпхё , постановка которых обычно осуществлялась с санкции местного чиновничества (выступавшего, таким образом, гарантом частного землевладения).