Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» и Николай II

Россия выходила на порог новой революции. И характерно, что в это время двинулась вторая волна гостей из-за рубежа. Американская разведка уже работала в нашей стране под несколькими «крышами»: Комитет общественной информации, резидентура Уильяма Сэндза в представительстве Нью-Йоркской международной корпорации. В августе в дополнение к существующим структурам в Петроград прибыла миссия Американского Красного Креста. Из 24 ее членов было лишь 5 врачей и 2 медицинских исследователя. Остальные — представители банков, промышленных компаний и разведчики. Возглавил миссию Уильям Бойс Томпсон, один из директоров Федеральной Резервной Системы США, близкий к Моргану. Его заместителем стал полковник Раймонд Робинс. Крупный горнопромышленник и разведчик. Но и вопросы, которыми занялась миссия, касались отнюдь не медицины. Ставилась задача развернуть пропаганду, чтобы Россия не вышла из войны.

Для этого Томпсон и Робинс установили тесные связи с секретарем Керенского Давидом Соскисом и популярной в Америке «бабушкой русской революции» Брешко-Брешковской. Ей вручили 100 тыс. рублей на расходы по ее усмотрению и перечислили 2 млн долларов на пропаганду, под руководством Брешко-Брешковской был создан «Комитет по народному образованию», предназначенный вести такую агитацию. Руководители миссии наладили и прямые контакты с Керенским, причем настолько хорошие, что к осени Робинс стал одним из советников министра-председателя.

Хотя официальная цель — удержание России в лагере Антанты — тоже оказалась прикрытием для других дел. Миссия Красного Креста навела подспудные мосты и с революционерами. В качестве секретарей-переводчиков были наняты большевики Борис Рейнштейн, капитан Иловайский, а также информатор американского посольства Алекс Гумберг, у которого в руководстве большевиков действовал брат.

В это же время в Россию приехал журналист Джон Рид со своей женой Луизой Брайант. Мы уже упоминали, что в 1915 г. его арестовывала русская контрразведка. Сейчас его послал журнал «Массы» (который спонсировал олигарх Руфус Уик, связанный с Морганом). А в Петрограде Рид и Брайант сразу сошлись с приехавшим ранее Альбертом Рисом Вильямсом, через него получили доступ в верхушку большевиков, получали там свежайшую информацию. Но они стали работать и в тесной связи с профессиональным разведчиком Уильямом Сэндзом, и с миссией Красного Креста.

Еще одним журналистом, вращавшимся среди революционеров и вошедшим в круг ближайших доверенных Троцкого, стал корреспондент британской газеты «Дэйли Ньюс» Артур Рэнсом, он же агент S 76. В характеристике из его личного дела в «Интеллидженс Сервис», рассекреченной в 2005 г., отмечалось: «Его контакты с большевиками начались и всегда поддерживались по прямому запросу ответственных британских властей» [98].

Тогда же, в августе, прислал нового агента в Петроград британский резидент в США Вайсман. Это был известный писатель Сомерсет Моэм. В годы войны он уже работал на английскую разведку в Швейцарии. А с Вайсманом они были родственниками, и тот решил использовать, что в России Моэма знают только как выдающегося литератора. Ему было поручено пересылать Вайсману информацию, которую поставляла сеть чешской разведки, созданная Восковым и Каламатьяно. А кроме того, как вспоминал сам писатель: «Моей задачей являлось вступить в контакт с партиями, враждебными правительству, с тем чтобы выработать схему, как удержать Россию в войне и предотвратить приход к власти большевиков, поддерживаемых Центральными Державами» [88].

Но вот здесь концы с концами не сходятся. В контакты он вступил не с «партиями, враждебными правительству», а с самим правительством. Моэм, как и Раймонд Робинс, стал очень близким советником Керенского. Примечательный факт — сразу же по прибытии в Россию, 31 августа, Моэм стал клиентом американского «Нэйшнл Сити Бэнк». А в книге вкладчиков этого банка обнаруживается и имя секретаря Керенского Давида Соскиса. Причем клиентом он был весьма солидным, со вкладом, «значительно превышающим 100 тыс. рублей» [85]. Вероятно, тоже получил на «расходы по своему усмотрению», как Брешко-Брешковская.

Осенью 1917 г. из США в Россию прибыли и два особенных гостя. Во Владивосток приехал Александр Краснощеков (Абрам Краснощек, он же Тобинсон). Давний эмигрант из нашей страны, он получил гражданство США, закончил Чикагский университет, стал адвокатом и управляющим образовательной организации при Чикагском университете. То есть хорошо знал профессора Сэмюэла Харпера, руководителя неофициальной разведывательной организации Крейна.

В России Краснощеков-Тобинсон отправился как корреспондент газеты «Чикаго Дейли Ньюс» (принадлежавшей Крейну). Но во Владивостоке он журналистикой вообще не занимался, появился в Советах. Представился не адвокатом, а «рабочим» и поразительным образом почти сразу же выдвинулся в лидеры большевиков на Дальнем Востоке. Хотя одновременно поддерживал очень теплые отношения с генеральным консулом США Харрисом.

А в Мурманск приплыл из США эмигрант Михаил Юрьев, сотрудничавший с Троцким в «Новом мире». Его здесь никто не знал, но Юрьев, как и Краснощеков, неведомым путем сумел мгновенно выдвинуться в местные лидеры. Буквально через день после прибытия он стал товарищем председателя Мурманского совета, а вскоре председателем. Два человека, приехавших из Америки, взяли под контроль два ключевых порта России! Шла подспудная подготовка к неким грядущим событиям.

Приближение катастрофы чувствовали многие. Британские фирмы в России уже с августа начали сворачивать дела, закрывать свои предприятия и представительства. Зато осень 1917 г. стала поистине золотым временем для «Нэйшнл Сити Бэнк»! Как и для второго иностранного банка «Лионский кредит» и двух совместных, «Русско-английского» и «Русско-французского банка». А «Нэйшнл Сити Бэнк» был самым солидным из них. Через него потекли за рубеж миллионы от Гинцбурга, Гукасова, других банкиров и промышленников. Несли большие вклады аристократы, великие князья.

Царское правительство, давая разрешение «Нэйшнл Сити Бэнк» на открытие филиала, оговорило предельные капиталы, с которыми ему разрешено работать в России — 25 млн рублей для каждого из двух отделений. В августе суммы, принятые от российских вкладчиков, многократно перевалили за эти лимиты. Но ведь министром финансов был Терещенко. Он, как и Керенский, поддерживал очень тесные отношения с американцами. В воспоминаниях иностранных дипломатов в 1917 г. неоднократно мелькает: заглянув к американскому послу, заставали у него Терещенко. На банковские нарушения он закрывал глаза.

Но кроме открытых операций с переводом ценностей осуществлялись и тайные. В сентябре некий Н. Стайнс с разрешения министерства финансов России и при посредничестве «Нэйшнл Сити Бэнк» вывез через Владивосток 40 пудов платины, адресованных министру торговли США [85]. История осталась до сих пор не объясненной. С какой целью вывезли огромные ценности? Если оплата, то за что? Операция осуществлялась на правительственном уровне, но никаких соглашений не заключалось. Впрочем, были и другие необычные явления. США никогда не давали разрешения открывать у себя иностранные банки. Но в 1917 г. штат Нью-Йорк вдруг сделал исключение для «Русско-Азиатского банка» Путилова и Животовского! Он открыл филиал в Америке — и через него тоже стали переводиться средства из нашей страны на счета в США [98].