Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

А впереди была ведь ещё и русско-английская Конвенция 1825 года. И она лишь усиливала конечную неизбежность падения и крушения РАК, а с ней — и всей Русской Америки, а с ней — и всех великих геополитических перспектив России на Тихом океане. Неизбежность, повторяю, в том случае, если не произойдёт коренного изменения отношения государственной власти к проблеме Русской Америки с жёсткими и реальными гарантиями государства по обеспечению исключительных прав РАК и России в целом на все виды деятельности в русской зоне Тихого океана, кроме торгового плавания иностранных судов.

В НАЧАЛЕ июня 1824 года Главное правление (ГП) РАК получило уже не устное извещение шефа МИДа о самом факте заключения Конвенции 5 апреля, а её копию. Нессельроде 28 мая направил эту копию Канкрину специально для передачи в Правление РАК.

Анализ текста в ГП РАК много времени не занял — всё ведь было на поверхности, и уже 12 июня 1824 года на стол Канкрина легла «Записка о положении Российско-американской компании по конвенции 5 апреля». Это была последняя перед ратификационными «похоронами» русского будущего в Америке записка РАК. Язык её скуп, ибо это — документ деловой. И он же одновременно выразителен, потому что «Записка…» была хотя и поданным официально, но — криком души. Правление РАК адресовалось к Канкрину на основании «65-ой статьи высочайше утверждённых 13 сентября 1821 года правил Компании», по которой ГП имело право обратиться к «всемилостивейшему государю» через министра финансов.

Ниже приведён почти полный текст «Записки…». Конечно, я мог бы кратко или пространно изложить его своими словами — но стоит ли выдавать «раскавыченный» текст за свой? И имею ли я право лишить читателя возможности прямо прикоснуться к важному и убедительному документу эпохи, к сам о й этой эпохе, после того, как сам прикоснулся к ним и получил возможность увидеть давние события не в кривом зеркале ангажированных монографий, а в окошко, отворившееся непосредственно в то время?

Итак, в пространной и хорошо обдуманной бумаге те же четыре человека — Булдаков, Северин, Прокофьев и Рылеев (он появляется здесь во второй, но не в последний раз) сообщали, что:

« Совет и Главное правление Компании вникли ещё во все подробности сего столь важного дела и по непосредственной связи оного не только с благосостоянием, но с самим существованием Компании, почитают долгом… всепокорнейше просить Ваше высокопревосходительство удостоить внимания Вашего следующие обстоятельства:

A. Исключительное право торговли и ловли зверей по берегам Северо-Западной Америки и островам Восточного океана или Тихого моря, открытым издавна российскими мореплавателями, есть первое основание не только выгод, но и самого существования Компании.

B. С учреждением оной в 1799 г. торжественным актом государя императора Павла I обнародовано право обладания России как сими берегами до 55 ° северной широты, так и островами Алеутскими и Курильскими. Сим же актом право торговли и ловли даровано Компании на двадцать лет, и оным удалено совместничество иностранных.

C. В течение двадцати пяти лет право обладания Россией никем не было оспариваемо (жирный курсив мой. — С.К .) и Компания под высочайшим покровительством пользовалась дарованными ей привилегиями.

Случалось временно, что появлялись там суда подданных Американских Штатов и производили потаённую… торговлю с природными жителями, но таковые покушения частных людей… как и всякая потаённая и противозаконная торговля сопряжены со всегдашней опасностью, а потому и не могли быть обширны, ни постоянны… »

Из записки Берха мы знаем, что убытки и от браконьерской деятельности янки были как раз значительны, но, забегая вперёд, замечу, что в «Записке» РАК давалась меткая образная характеристика ситуации, показывавшая, что по сравнению с ожидаемым грядущим бывшее было пустяком. Авторы «Записки» писали: « Здесь да позволено будет привести известное уподобление о действии контрабанды, что в калитку невозможно провезти того, что провезётся в ворота ». Это было сказано точно, сочно и хорошо, в чём явно чувствовалось перо Кондратия Рылеева. Впрочем, продолжу цитирование:

« D. При всемилостивейшем возобновлении привилегий Компании в 1821 г. благоугодно было оградить Компанию и от сих покушений изданием особых правил о пределах плавания и порядка приморских сношений вдоль берегов Восточной Сибири и Северо-Западной Америки.

Сими правилами воспрещено иностранным судам приставать к берегам и островам, подвластным России, и к самой Камчатке и приближаться к оным в расстоянии ста миль.

E. Сие учинено по видам, известным правительству, но Главное правление Компании никогда не осмеливалось просить столь сильного ограждения своих прав… »

На последнее обстоятельство стоит обратить особое внимание, потому что из него ясно видно, что Указ от 4 сентября 1821 года не только имел далеко «компанейскую» подкладку, а был прежде всего актом большого государственного смысла, «сильно» ограждавшим де-юре права всей Российской державы над морским регионом, давно ставшим для нее де-факто внутренним водоёмом.

« F… Таким образом, Компания поныне в течение двадцати пяти лет пользуется исключительным правом торговли с природными жителями и звериных промыслов по берегам и островам Северо-Восточного океана, и на сём только праве основано её существование… Но конвенция 5 апреля изменяет существенно таковое положение дела Компании и неизбежно поведёт к её уничтожению.

G. Господин управляющий министерством иностранных дел (Нессельроде. — С.К .) в переписке его с адмиралом Мордвиновым и с Вашим высокопревосходительством опровергает сии опасения следующими доводами:

1. американцы уже давно производят торг… и ловлю зверей, ибо не признают нашего права удалить их от сего промысла;

2. запрещение и доныне, можно сказать, не существовало, ибо американцы не покорялись оному;

3. нельзя думать, чтобы они предпочтительно стали торговать с прибрежными дикими, а не с русскими колониями… ».

«Доводы» Нессельроде выглядели не то что смехотворно, не то что беспомощно, но, прежде всего, некомпетентно — с учётом того, что высказывались они не просто высшим сановником, а управляющим министерством иностранных дел!

Игнорирование иностранцами национального права державы как обоснование отказа державы от своих прав? Такой взгляд высокопоставленного дипломата был прежде всего доказательством, во-первых, его непонимания сути международного права, во-вторых — признаком его непатриотичности и равнодушия к мощи державы, а в-третьих — свидетельством его полного служебного несоответствия.