Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

Иначе смотрел на итоги плавания А.К. Лаксмана и В.М. Ловцова «иркутский и колыванский губернатор и кавалер» генерал-поручик Иван Пиль. В обстоятельном «всеподданнейшем рапорте» Екатерине II от 28 февраля 1794 года он писал, что « следствие сей експедиции доставило некоторое на первой случай удовлетворение высочайшим и благодетельным вашего величества намерениям …», и предлагал толковый и конкретный план новой экспедиции в Японию с посольством для установления торговых связей.

Надо заметить, что швед по отцу Иван Алферьевич Пиль (1730–1801) относился к тем государственным деятелям и администраторам Екатерининской эпохи, которые вполне заслуживают уважения потомков. Боевой офицер, кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени, он управлял и Рижским наместничеством, и Псковским наместничеством, а на этих страницах выступает, занимая последнюю в своей карьере должность генерал-губернатора Иркутского наместничества. На этом посту в Иркутске генерал-губернатор Восточной Сибири Иван Пиль основал верфь, укрепил берег Ангары, вынес за город во избежание пожаров мыловаренное и кожевенное производства, улучшая этим и городскую атмосферу. Он содействовал предпринимательству и торговле, в неурожайном 1792/93 году препятствовал спекуляции хлебом, для чего установил твёрдые цены на зерно и муку, а также — нормы отпуска.

Уже говорилось, что Пиль всемерно поддерживал Шелихова, его деятельность и его «американские» и «курильские» планы. После отставки Иван Алферьевич уехал в Симбирск, где и скончался. Ещё одно забытое, но славное имя в полузабытой истории Русской Америки и русской тихоокеанской эпопеи.

Пиль, повторяю, предлагал относительно развития связей с Японией очень дельные вещи. Екатерина была к таким идеям вполне чутка, а результатами посольства в Японию осталась довольна. 10 августа 1795 года в письме генерал-прокурору графу А.Н. Самойлову императрица распорядилась наградить участников «японской експедиции».

«Порутчик» Адам Лаксман был награждён чином коллежского асессора с жалованьем в 450 рублей в год и с единовременной выплатой ему «неполученного жалованья» — всего «7038 рублей и 6 копеек». Много поплававший ещё с Креницыным (!) «штурман прапорщичьего чина» Василий Ловцов был отставлен от службы «с чином порутческим» и выплатой «1066 рублей 66 копеек с половиною»… Были награждены также геодезии сержанты Егор Туголуков и Иван Трапезников, штурманы Василий Олесов и Василий Кох, великоустюжский купец Влас Бибиков, а боцманмат Тихон Сапожников и квартирмейстер Семён Кошелев были отставлены «по болезням их с повышением и пенсиею» в размере получаемого ими жалованья. Надворный советник Кирилл Лаксман получил «3000 рублей единовремянно».

Увы, по возвращении первого русского «японского» посольства в Россию всё вышло в итоге не по Лаксманам, не по Пилю, да и не по Екатерине… Прямо процитирую биографа Адама Лаксмана конца XIX века:

«Обратное плавание было быстро и счастливо; 8 сентября (1793 г. — С.К .) «Св. Екатерина» бросила якорь у Охотска. Вся экспедиция обошлась в 23 217 р., а ассигновано было на нее 36 тыс. (как видим, сын с отцом были ещё и честны. — С.К .). Ад. Лаксман был вызван с отцом в Петербург, получил чин капитана. Он предназначался к участию в экспедицию в Японию, которую предполагалось снарядить в 1795 году, но сначала дело несколько замедлилось, а затем смерть Эр. Лаксмана и Шелихова и самой императрицы Екатерины совершенно остановили его»…

Итак, начиналось к концу XVIII века у нас с Японией за здравие, а закончилось, в прямом смысле слова, — за упокой.

Да и — не одной ведь души!

Вышло так…

В мае 1794 года Лаксман-сын возвратился в Иркутск. Лаксман-отец отослал донесение графу Безбородко, а тот представил его Екатерине. Ещё до этого к императрице адресовался Пиль. Отец и сын вместе с естественно-исторической коллекцией, которую Адам сумел собрать в Японии, выехали с докладом в столицу. Там всем участникам экспедиции объявили благодарность, а Лаксманам поручили готовить новую поездку в Японию в рамках полученного разрешения на один корабль в год.

На ежегодное торговое судно в Японию претендовал друг Лаксмана Шелихов, и, ввиду его огромных и всем известных заслуг в развитии торговли на Великом океане, это желание находили справедливым.

Сверхприбыли на одном корабле не получишь, но для Шелихова это было делом чести и всей его предыдущей жизни. Да и с государственной точки зрения наилучшим кандидатом на открытие торговли с японцами был, конечно, он.

Собственно, уже с посольством Лаксмана именно Шелихову (и ещё одному купцу — Рохлецову, непосредственному участнику экспедиции) поручалось «для опытов» отправить в Японию «некоторое число товаров в сукнах, бумажных материях, рухляди и стеклянной посуде»…

Однако при всей благосклонности Екатерины к идее наращивания «японских» усилий России окончательное решение зависало, а точнее — кем-то тормозилось. Лаксман-отец скучал по своим «сибирским Альпам», но вообще-то не скучал, ведя обширную переписку со своими западноевропейскими корреспондентами.

Новая экспедиция была решена только в мае 1795 года с тем, чтобы учёную часть взял на себя Кирилл Лаксман, а торговую — Григорий Шелихов… Иркутскому генерал-губернатору Ивану Осиповичу Селифонтову был дан соответствующий рескрипт об отправке второй экспедиции в Японию.

В августе 1795 года Екатерина отдаёт уже известное нам распоряжение графу Самойлову о награждении Лаксманов и их товарищей. Адам получил не капитанский чин, а чин, как уже сказано, коллежского асессора, тогда равный майорскому. Надворный советник Кирилл Лаксман был произведён в коллежские советники и награждён Владимиром 4-й степени. Всё вроде бы было ясно, а — вот же, не вытанцовывалось… И опять прибегну к прямому цитированию биографа XIX века, теперь уже — биографа Кирилла-Эрика Лаксмана (жирный курсив мой):

«Но экспедиция не состоялась. Шелихов внезапно умер в Иркутске 20 июля 1795 г.; Лаксман летом (! — С.К .) 1795 г. выехал из Петербурга в Москву, отсюда санным (?! — С.К .) уже путём — в Сибирь. 5 января 1796 г. Лаксман скончался совершенно неожиданно: во время пути с ним сделался в повозке апоплексический удар; когда экипаж прибыл на станцию Дресвянскую, в 119 верстах от Тобольска, седок не выходил из него, а когда заглянули в экипаж, то Лаксман оказался уже в агонии. Место погребения Лаксмана до сих пор не удалось определить!..»

Странно… Коллежский советник — это чин, равный полковничьему (или — капитану 1-го ранга). И для Европейской России это был чин немалый, а уж для Сибири… Дело было зимнее, довезти покойного уж хотя бы до Тобольска можно было вполне. Но почему-то учёного захоронили поспешно и безвестно. Как будто кто-то не желал, чтобы причину смерти устанавливал какой-никакой, но врач.