Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

Чтобы читатель лучше понял, что Кирилл-Эрик Густавович Лаксман — это личность исключительно привлекательная, духовно здоровая и значительная, процитирую ещё раз его биографа:

«Искать и находить — вот что было его страстью… Он испытал и совершил столь многое, вступил на такие новые пути, сорвал покрывало со стольких предметов и истин в природе, обогатил музеи и коллекции такими ценными вкладами, подавал с такою готовностью руку помощи лучшим мужам своего времени, от Линнея до Палласа…наконец, обладал такою здоровою, прямою и энергичною, но вместе с тем скромною и покорною душою, что от него нельзя не поучиться и не взять его в пример»…

Лаксману-отцу исполнилось всего 58 лет — для физически и духовно здорового и привыкшего к труду человека совсем немного. И вдруг — «апоплексический удар»…

Лаксман-сын пошёл в отца и был тоже натурой здоровой. Уговорить иностранцу в начале XIX века на что-то японцев — это, знаете ли, занятие не для бирюков и не для неврастеников. А пережил сын отца не надолго… Биограф скупо завершает свой рассказ об Адаме Лаксмане следующими словами: «После смерти отца Ад. Лаксман вернулся в Гижичинск. Дальнейшая судьба его неизвестна (жирный курсив мой. — С.К .)».

Смерть Адама обычно датируют предположительно — «после 1796 года», хотя, скорее всего, жизнь его в том году и кончилась.

И как нам расценивать кончину здорового, спокойного, уравновешенного, умеренного тридцатилетнего парня с неплохими жизненными перспективами? Да и — смерть всего-то на пятьдесят девятом году жизни его тоже спокойного, уравновешенного, умеренного отца? Неутомимого и привычного путешественника, между прочим…

И не становятся ли в свете смертей отца и сына Лаксманов более обоснованными подозрения относительно насильственной смерти Шелихова в том же 1795 году и Резанова в 1807 году? Не видна ли и здесь рука вездесущей и вечно гадящей России «англичанки»? Не она ли повернула дела так, что успешное в потенциале посольство Лаксмана впоследствии оценили как «безрезультатное», а самих Лаксманов «неожиданно» не стало?

К слову… Понятие «англичанка» употреблено здесь в широком смысле, ибо даже в конце XVIII века в это понятие можно было включать уже и янки, не говоря о ещё сильных в то время голландцах, чья политическая агентура в Петербурге тоже, безусловно, имелась. Вспомним ещё одну тёмную смерть — Пушкина в 1837 году, к которой имел отношение голландский посланник при русском дворе барон Луи Борхард де Беверваард Геккерн (1791–1884).

РАЗМЫШЛЯЯ над судьбами Шелихова, Лаксманов, Резанова, в совершенно ином свете можно посмотреть и на неудачу посольства Резанова… В уже цитировавшейся докладной записке министр коммерции Румянцев о Лаксмане писал так:

«В 1791 г… поручик Лаксман и штурман Ловцов снабдены были наставлением ходатайствовать у японского правительства о торговле… Сколь бы ни безнадежен был выбор людей сих, нужных сведений о политических связях не имеющих, сколь дурно ни ответствовала важному назначению собственная их нравственность, ибо известно, что по приезде их в Японию имели посланные частые между собой ссоры, но… японцы со всем тем позволили одному судну приходить в Нангасакскую гавань…»

Характеристику Лаксмана и Ловцова оставляю на совести информаторов Румянцева… Особенно — Лаксмана, хотя и природный моряк Ловцов тоже вряд ли был склочником. Скорее, кому-то было выгодно представить Румянцеву дело так, чтобы в Петербурге не очень-то горевали ни о пропавшем Адаме Лаксмане, ни об упущенных возможностях. Мол, да — ездили два скандалиста, да — о чём-то договорились. Но вот не вышло, да и бог с ним…

Румянцев важность проблемы «торга с Японией» понимал и был человеком умным, однако почему-то выпустил из виду, что если бы выбор Лаксмана был так «безнадёжен», то безнадёжным был бы и результат японских усилий «неудачно» выбранного человека. Но вышло-то наоборот!

Так почему у «скандалиста» Лаксмана получилось, а у вежливого и обходительного Резанова — нет? Ведь Резанов представлял Россию уже на высшем официальном уровне! Был сановником, чрезвычайным министром! Чтобы не раздражать японцев, не терпящих христиан, Резанов даже распорядился временно снять нательные кресты — особенно матросам, ходившим с открытой грудью. И, тем не менее, не добился даже подтверждения того, чего до него добился от японцев скромный поручик.

Почему?

Обаяния не хватило? Но уж Резанов-то был явно шармёр, очаровывать умел — случай с юной Кончитой лишнее тому подтверждение. Да и по характеру Резанов был человеком искренним, а это у всех народов ценится высоко, даже — у азиатских.

Япония была тогда от внешнего мира изолирована самими японскими властями, однако даже начало XIX века — это не XVI век, и контакты Японии с внешним миром были постоянными, а уж о тайных контактах — и вообще не разговор. Так не прослеживается ли не только в смертях Лаксманов — компетентных проводников сильной и деятельной русской политики на Дальнем Востоке, но и в японском афронте Резанова злой умысел отнюдь не японцев? Испугавшись реального успеха Адама Лаксмана, враги русского дела постарались сорвать и сорвали потенциальный успех Резанова. А затем и убрали его — как до этого Лаксманов и Шелихова.

Ведь не стало Шелихова, Лаксманов, Резанова, и великое дело сорвалось… Именно — великое! Если бы Шелихов, Лаксманы, Резанов — современники друг друга, жили и совместно действовали (а если бы они были живы, то это было бы именно так!), то Россия могла бы первой из мировых держав мирно прервать ту самоизоляцию Японии, которую только через полвека грубо прервут США.

И разве только в Японии было дело?! Нарастающее, мощное развитие Русской Америки, занятие островов Королевы Шарлотты, о строва Куадра-Ванкувера, широкий выход в Калифорнию…

Такой «команде» всё это было вполне под силу! Ведь каждый из этих четырёх один другого стоил, а главное — удачно друг друга дополнял бы! А полвека исторической форы — это о-го-го! Совершенно иными могли бы быть перспективы на Тихом океане — кроме северо-западной ещё и в дальневосточной его зоне, не только у РАК, но и у всей Российской державы! Причём при этой «команде» — останься она живой — в полную мощь смог бы действовать и Баранов…

Однако всё сорвалось…

Сорвалось, если вдуматься, из-за трёх всего смертей — Шелихова, Кирилла-Эрика Лаксмана и Резанова (Лаксман-сын при всей своей талантливости в счёт идёт не очень, хотя в общей «связке» это был бы элемент вполне важный).

Может показаться, что если будущее Русской Америки держалось на считаных фигурах, то оно — это будущее не очень-то было обеспечено объективно. Но в том-то и беда, что объективная составляющая в проблеме Русской Америки была как раз преобладающей — она определялась не только замыслами Петра, Ломоносова, в немалой мере — Екатерины, затем — Павла, но и устремлениями народа… Политика неуклонного расширения Российского государства до его естественных пределов уходила своими корнями в деятельность Ивана Калиты, позднее — Ивана III Великого, Ивана IV Грозного, отца Петра — Алексея Михайловича… И ничего в этой политике не было бы достигнуто, если бы её не реализовывала наиболее деятельная часть народной массы. Пространства Сибири — до Охотского моря и дальше — прошли не цари, а русские мужики-передовщики во главе промысловых артелей, а закрепляли русское дело на этих пространствах казаки, пахари, старатели, фабричные рабочие, жители вновь возникших сибирских городов, городков и сёл…