Коллектив авторов - История гражданской войны в СССР в 5 томах. Т. I. [Без иллюстраций]

Вечером 6 июля на помощь правительству с фронта прибыли новые подкрепления. По городу в это время шли повальные аресты, обыски, погромы. Петроград принял вид оккупированного города. Улицы наполнены патрулями юнкеров. Рабочие районы отрезаны от центра. В ночь на 6 июля объединенное заседание Всероссийского центрального исполнительного комитета советов и исполнительного комитета совета крестьянских депутатов приняло постановление, которым безоговорочно пристегнуло себя к черному делу контрреволюции: "Собрание признает, что меры, принятые в эти дни Временным правительством и Военной комиссией, выделенной бюро обоих исполнительных комитетов, соответствовали интересам революции.

Признавая необходимость дальнейших решительных мероприятий для восстановления и поддержания революционного порядка в Петрограде, собрание подтверждает полномочия, данные товарищам Авксентьеву и Гоцу бюро обоих комитетов"[357].

Собрание одобрило также телеграмму Дударова.

Представители контрреволюции заговорили языком ультиматумов. Делегации кронштадтских матросов, которая вела в это время переговоры с Военной комиссией Центрального исполнительного комитета, было предложено немедленно разоружиться. Положение 5 и 6 июля обрисовал Сталин в своем докладе на конференции петроградской организации: "Пятого июля состоялись переговоры с Центральным исполнительным комитетом в лице Либера. Либер поставил условие: мы (т. е. большевики. - Ред.) снимаем броневые автомобили от дворца Кшесинской, матросы уезжают в Кронштадт; мы согласились на том условии, что совет охраняет наши партийные организации от возможного разгрома. Либер от имени Центрального исполнительного комитета уверил, что наши условия будут Центральным исполнительным комитетом исполнены, что дворец Кшесинской будет в нашем распоряжении до тех пор, пока нам не будет предоставлено постоянное помещение. Мы выполнили свои обещания. Броневые автомобили были сняты, кронштадтцы согласились уехать обратно, но только с оружием в руках. Центральный же исполнительный комитет ни одного своего обязательства не выполнил. 6 июля Козьмин (помощник командующего округом. - Ред.) по телефону передал требование, чтобы через 3 - 4 часа дворец Кшесинской и Петропавловская крепость были очищены, в противном случае Козьмин грозил двинуть вооруженные силы... Центральный комитет партии большевиков делегировал меня в Петропавловскую крепость, где удалось уговорить присутствующих матросов не принимать боя, так как положение повернулось таким образом, что мы стоим против контрреволюции, против правого крыла демократии. В качестве представителя Центрального исполнительного комитета советов я еду с Богдановым к Козьмину. У него все готово к бою: артиллерия, кавалерия, пехота. Мы уговариваем его не применять вооруженной силы. Козьмин недоволен, что штатские своим вмешательством всегда ему мешают, и неохотно соглашается подчиниться настоянию Центрального исполнительного комитета. Для меня очевидно, что правое крыло хотело крови, чтобы дать "урок" рабочим, солдатам и матросам. Мы помешали им выполнить свое желание... Центральный исполнительный комитет, напуганный большевиками и контрреволюцией, заключает постыдный союз с контрреволюцией, удовлетворяя ее требования: выдача большевиков, арест балтийской делегации, разоружение революционных солдат и рабочих"[358].

Еще 4 июля Временное правительство сделало распоряжение командующему войсками Петроградского военного округа генералу Половцеву "очистить Петроград от вооруженных людей". "Вместе с тем. - говорилось в этом распоряжении, - поручается вам арестовать, как участников беспорядков, большевиков, занимающих дом Кшесинской, очистить его и занять войсками"[359].

Утром 6 июля Петропавловская крепость была занята самокатчиками, несколько позднее был занят войсками и дворец Кшесинской, в котором был учинен погром. В тот же день, 6 июля, Временное правительство издало указ об аресте Ленина.

Против партии большевиков и ее руководителей была поднята дикая травля. Ленину было брошено клеветническое обвинение в германском шпионаже. Эта нелепица была сфабрикована на основе "показаний" провокатора, некоего прапорщика 16-го Сибирского полка Ермоленко, переброшенного будто бы германским командованием на фронт 6-й армии для агитации за заключение мира с Германией. Его "показания" Временное правительство имело в своих руках еще в апреле месяце, но приберегало их для более подходящего момента, б июля эти клеветнические измышления были опубликованы в желтой газетке "Живое слово" бывшим социал-демократом и членом II Государственной думы Г. Алексинским и бывшим народовольцем В. Панкратовым. Временное правительство не решилось опубликовать эти "документы" от своего имени и передало их упомянутым лицам. Меньшевистский лидер Дан, заявивший в своих показаниях следственной комиссии, что он не верит в причастность большевиков к германскому шпионажу, тем не менее счел возможным провокаторски упомянуть об участии будто бы германских агентов в демонстрации 3 - 5 июля.

"Будучи глубоко убежден, что агентура германского генерального штаба примазывается ко всем движениям такого характера, как движение 3 - 5 июля, я в то же время никого из большевиков, а тем более всю большевистскую партию никогда не обвинял в германском шпионаже"[360]. Контрреволюция потребовала суда над Лениным, который, не ожидая ареста, ушел в подполье. Некоторые из членов партии высказались за явку Ленина на суд (Рыков, Ногин, Каменев). Троцкий также требовал, чтобы Ленин предал себя властям. Но против этого резко возразил Сталин, заявивший: нет гарантии, что его не растерзают[361].

Насколько был прав Сталин в определении опасности, которая угрожала Ильичу, лучше всего свидетельствуют показания самого Половцева, одного из главных руководителей июльской бойни.

Половцев писал впоследствии в своих воспоминаниях "Дни затмения": "Офицер, отправляющийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде или в разобранном... Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу"[362].

Сам Ленин так высказывался по поводу этого суда: "Суд есть орган власти. Это забывают иногда либералы. Марксисту грех забывать это. А где власть?.. Правительства нет. Оно меняется ежедневно. Оно бездействует. Действует военная диктатура. О "суде" тут смешно и говорить. Дело не в "суде", а в эпизоде гражданской войны... "Я не сделал ничего противозаконного. Суд справедлив. Суд разберет. Суд будет гласный. Народ поймет. Я являюсь". Это рассуждение - наивное до ребячества. Не суд, а травля интернационалистов - вот что нужно власти. Засадить их и держать - вот что надо господам Керенскому и К°. Так было (в Англии и Франции), так будет (в России)"[363].