Коллектив авторов - История гражданской войны в СССР в 5 томах. Т. I. [Без иллюстраций]

Съезд еще раз подчеркнул, что на выборах в городские думы, в кооперативы, в советы допустимы совместные выступления только с теми, кто полностью порвал с оборонцами, кто борется за власть советов.

Съезд принял в партию группу "межрайонцев" во главе с Троцким. Эта группа состояла из меньшевиков и части бывших большевиков, отколовшихся от партии и создавших в 1913 году особую организацию в Петербурге. Межрайонцы во время войны были против раскола с оборонцами, боролись против большевистских лозунгов о превращении империалистской войны в войну гражданскую, не признавали политики, рассчитанной на поражение царского правительства в империалистской войне, не признавали возможности победы социализма в России. В 1917 году в межрайонную организацию входили Л. Д. Троцкий, А. В. Луначарский, К. К. Юренев, А. А. Иоффе, М. С. Урицкий, В. Володарский и др. Под давлением развития революции межрайонцы признали правоту большевиков, порвали с оборонцами и заявили на VI съезде большевистской партии, что принимают программу большевиков. Среди других межрайонцев в партию был принят и Троцкий.

Необходимо отметить, что на VI съезде межрайонцы выступали с требованием явки Ленина на суд контрреволюционного правительства. На съезде межрайонцы в своих выступлениях поддерживали оппортунистическую линию и выступали против резолюции Сталина.

Съезд избрал Центральный комитет в составе 21 члена и 10 к ним кандидатов. В состав ЦК вошли: Артем (Сергеев), Берзин Я., Бухарин, Бубнов, Дзержинский, Зиновьев, Каменев, Коллонтай, Крестинский, Ленин, Милютин, Муранов, Ногин, Рыков, Свердлов, Смилга, Сокольников, Сталин, Троцкий, Урицкий, Шаумян.

VI съезд партии показал, какой силой стала большевистская партия. Ни клевета эсеро-меньшевиков, ни террор правительства не приостановили роста членов и влияния партии. Загнанные фактически в подполье, большевики проявили поразительное уменье сочетать нелегальные и легальные формы борьбы, уменье, выработанное за долгие годы борьбы с царизмом и буржуазией. Партия показала блестящий образец отвоевания масс из-под влияния соглашателей. Большевики шли в полки, работали на фабриках и заводах, в кооперативах, в профсоюзах, всюду мобилизуя массы вокруг лозунгов Ленина.

VI съезд имеет исключительное значение в истории партии. Он заседал перед новым подъемом революции. Апрельская конференция большевиков нацелила партию на перерастание буржуазной революции в социалистическую, VI съезд нацелил партию на вооруженное восстание. Все резолюции и постановления съезда подчинены одной цели - обеспечить победу революции на новом этапе.

Ленина на съезде не было. Преследуемый Временным правительством, он вынужден был скрываться в подполье; Но Ленин был связан с руководителями съезда и давал им необходимые советы. Духом Ленина, его идеями, его твердым руководством и его прямыми, конкретными указаниями наполнены работа съезда, речи и выступления Сталина. Осуществляя дело Ленина, Сталин сплотил партию вокруг боевого и решающего вопроса - свержения буржуазного правительства и захвата власти пролетариатом и беднейшим крестьянством.

Анализ хода революции, данный Сталиным на VI большевистском съезде, скоро получил свое подтверждение в бурно развернувшихся событиях.

Предательская тактика соглашателей в июльские дни развязала силы контрреволюции. Стремясь нагнать потерянное время, буржуазия перешла в открытое наступление. Закрыли ряд большевистских газет. Вывели на фронт революционные части петроградского и других гарнизонов.

Спешили сломить сопротивление пролетариата, пока он не оправился. Лозунгом контрреволюции стало: вернуть все назад к "доброму старому времени".

Сторонники контрреволюции, спасенные соглашателями после июльских дней, энергично принялись не только за большевиков, но и за мелкобуржуазных лидеров. Как и предсказывал Ленин, усилилась травля не только большевистской партии, но и всех демократических завоеваний, в том числе и советов.

Буржуазия открыто заговорила о необходимости вернуться назад - на путь, пройденный историей страны.

Двадцатого августа на "частном совещании членов Государственной думы" - этом легальном центре контрреволюции - Пуришкевич говорил: "До тех пор, пока Россия не получит диктатора, облеченного широкой властью, до тех пор, пока Верховный совет не будет состоять из лучших русских генералов, которые выгнаны с фронта, которые жизнь свою полагали за родину, - до тех пор порядка в России не будет"[422].

Слуга монархии в запальчивости часто выбалтывал лишнее. И в данном случае Пуришкевич выдал тайну буржуазии. Председатель совещания Родзянко поспешил исправить ошибку излишне откровенного реакционера: "Я решительно не согласен и считаю, что в Государственной думе, даже в частном совещании, менее всего возможно становиться на точку зрения призвания к какому-то государственному перевороту, призвания к какой-то диктатуре, которая никогда не происходит, как вам известно, по призыву, а возникает самочинно тогда, когда назреет в ней необходимость"[423].

Успокаивая не в меру болтливого и торопящегося контрреволюционера, Родзянко разъяснил ему, что о диктатуре не декларировать нужно, а тщательно готовить ее.

"Страна искала имя"[424] - так выразил генерал Деникин общее настроение контрреволюции. Таким "именем" одно время могло стать имя Керенского. Он очень решительно расправлялся с большевиками, разоружил революционные полки, ввел смертную казнь на фронте. От него можно было ожидать и в дальнейшем выполнения планов буржуазии, он казался приемлемым и для союзных империалистов. Подавляя большевистское движение и прибирая к рукам армию, Керенский меньше запрашивал от "союзников", чем более правые кандидаты. Бьюкенен прямо писал о Керенском:

"Защищая продолжение войны до конца, он отвергал всякую мысль о завоеваниях, и. тогда как Милюков говорил о приобретении Константинополя как об одной из целей России в войне, он (Керенский. - Ред.) энергично отрекался от солидарности с ним"[425].

С помощью Керенского Англия могла добиться продолжения войны и не отдавая Константинополя, который был в свое время обещан царю "союзниками". Но против Керенского были генералы и руководители буржуазных, партий. Они боялись близости Керенского к советам и не доверяли его личным качествам. Родзянко и его друзья считали за лучшее опереться на человека сабли, чем на политика. Говорили о генерале Алексееве, останавливались на адмирале Колчаке, но когда Корнилова назначили главкомом, поиски прекратились. "Имя" было найдено.

"Корнилов гораздо более сильный человек, чем Керенский; если бы он смог укрепить свое влияние в армии и если бы последняя стала крепкой боевой силой, то он стал бы господином положения"[426], писал Бьюкенен. Контрреволюция усиленно выдвигала этого генерала, Корнилов - сын царского чиновника, а вовсе не казак-крестьянин, как он выдавал себя в своих воззваниях к народу и армии. Окончив Академию Генерального штаба, служил в войсках Дальнего Востока и Средней Азии, в 1914 году командовал 48-й дивизией на австрийском фронте. В августовских боях под Львовом он потерял 22 орудия и много пленными. Генерал Брусилов, командовавший тогда 8-й армией, хотел даже сместить Корнилова за поражение, но, приняв во внимание его личную храбрость, оставил в дивизии. В апреле 1915 года, когда австро-венгерская армия гнала русских из Галиции, Корнилов не сумел организовать отступление своих полков. Австрийцы окружили большую часть дивизии и предложили сдать оружие. Корнилов отказался, но и не попытался пробиваться через неприятеля. Вместе со штабом он покинул дивизию, им самим заведенную в ловушку, и бежал в лес. Через четыре дня генерал сдался австрийцам. Бригадный командир 48-й дивизии генерал Попович-Липовац, раненный в тех же боях, в апреле 1915 года сообщил правду о позорном поведении Корнилова, Но Поповичу приказали молчать, а главнокомандующий армий Юго-западного фронта генерал Иванов даже возбудил ходатайство о награждении Корнилова. Было составлено "победное донесение", и великий князь Николай Николаевич доложил царю о "подвиге" Корнилова. Позднее, осенью 1916 года, все материалы о сдаче дивизии были разысканы и направлены Корнилову с требованием представить объяснения, но генерал промолчал и только спустя десять месяцев, назначенный уже главковерхом, прислал отчет, составленный начальником штаба 48-й дивизии. Но теперь о старых ошибках главковерха никто уже не осмеливался говорить.