Йоханан Петровский-Штерн - Евреи в русской армии: 1827—1914.

Любопытный пример взаимоотношений еврейских солдат и военной бюрократии — история солдатской синагоги в Санкт-Петербурге ( бет-кнесет ха-хайялим ), расположенной далеко за пределами черты оседлости. Вопрос об этой синагоге возник в 1856 г., когда Департамент военных поселений передал в распоряжение Инженерного департамента казарму учебного саперного батальона. Ознакомившись с казармой, Инженерный департамент отказался принять помещение под свою опеку и направил жалобу в Департамент военных поселений, объяснив, что флигель казармы отведен под солдатскую молельню еврейских нижних чинов. При рассмотрении жалобы оказалось, что в 1837 г. генерал-майор Кроль приказал открыть в Петербурге синагогу для еврейских солдат гарнизона. Он также распорядился выделить под синагогу особое помещение. Для этого и был использован флигель казармы, где в течение двадцати лет еврейские солдаты пользовались правом «отправлять обряды веры». Инженерный департамент, понимая серьезность возникшего затруднения, составил список нижних чинов из евреев, посещавших синагогу в 1856 г. (Таблица 2.1):

Таблица 2.1. Посещаемость санкт-петербургской солдатской синагоги в 1856 г.:

Источник : РГВИА. Ф. 405. Оп. 7. Д. 1176. Л. 8.

Передача помещения одним департаментом Военного министерства другому не привела к прекращению деятельности молельни. Наоборот, поскольку большинство евреев, ее посещающих, принадлежало гвардейским войскам, было решено в обязательном порядке найти для них другое помещение. Так как в городских казармах подходящего помещения найдено не было, а помещение бывшей фабрики офицерской одежды сочли местом неподходящим, Департамент военных поселений предложил найти частную квартиру. В результате поисков департамент арендовал квартиру в доходном доме некоего Гуткова. Департамент обязался выплачивать хозяину 300 руб. ежегодно, обязав владельца дома позаботиться о печи, очистке труб и отхожем месте. Инспектор департамента, регистрирующий посещаемость нового молельного дома, отмечал, что солдатской молельней регулярно пользуются до 370 человек {236} . Таким образом, военная администрация несла финансовую ответственность за исполнение своих же собственных распоряжений.

Вполне естественно, что вокруг молелен за чертой оседлости постепенно стали складываться еврейские общины. Когда уже в начале XX в. Министерство внутренних дел подсчитало богоугодные заведения «иностранных исповеданий», среди них, еврейские, в том числе и находящиеся за чертой, оказалось, что в Кронштадте имелся молельный дом и при нем два духовных раввина; по молельному дому имелось в Петрозаводске и Архангельске, Тобольске, Тюмени, Ялуторовске, по два — в Туле, Курске, Белгороде, Дмитриеве, Перми, Екатеринбурге, Симбирске и Уфе. Молельные дома и синагоги были также зарегистрированы в Камске, Красноярске, Енисейске, Томске, Ржеве, Твери… {237} То были совсем небольшие общины, по 300–400 человек, общины, о которых мало что известно. Но в тех случаях, когда о них сохранились хоть какие-то документальные сведения, совершенно очевидно, что они имели солдатское происхождение. Так, например, в донесениях говорилось о Благовещенске: «Несколько еврейских семей из отставных нижних чинов по старому рекрутскому набору» {238} . Иногда о происхождении молельных домов свидетельствуют названия улиц, где они располагались: в Царском Селе — на углу Артиллерийской улицы, в Ораниенбауме — в Военном переулке {239} . По-видимому, мы можем смело экстраполировать имеющиеся сведения об общинах «солдатского происхождения» на многие другие общины, возникавшие по городам и весям внутренних губерний империи.

Конкретные, скрупулезно документированные отчеты о первых еврейских поселениях за пределами черты вполне подтверждают наше предположение. Так, скажем, в Нижнем Новгороде уже в середине XIX в. появилась еврейская община. Она образовалась из кантонистов городского гарнизона и полицейской команды — унтер-офицеров, рядовых солдат, штабных писарей, каптенармусов и военных музыкантов. В 1850-х годах в городе вместе со своими семьями проживало около 300 нижних чинов из евреев, в большинстве — бессрочноотпускных (т. е. отслуживших срок действительной службы). Костяк будущей еврейской общины города составили 33 отставных нижних чина. Из них 21 занимался торговлей, один продолжал служить, два были собственниками недвижимости, один портняжничал, два занимались плотницким делом, один — переплетным, а пять подрядились музыкантами. Заметим в скобках, что среди поселившихся в городе нижних чинов 25 % составляли евреи — унтер-офицеры (11 из 41) {240} . Позже, в 1877 г., среди 78 непостоянных еврейских жителей Нижнего Новгорода 63 составляли нижние чины и только 15 — ремесленники и гильдейские купцы {241} .

В 1846 г. в Нижнем существовало три еврейских молельных дома: на Нижней улице (староста-габай — запасной солдат Подиско), на Почайнинской улице (габай — унтер-офицер Дольник) и в районе Ошары (габаи — унтер-офицер Куй и купец Алешников). Судьба Подиско типична для николаевского солдата. Он родился в мещанской семье под Ровно на Волыни, получил домашнее образование, прослужил с 1846 по 1867 г. в армии. По выходе в отставку занялся торговлей готовым платьем, держал лавку на Нижнем рынке, вместе с женой Реббекой Нотена растил двух сыновей. С 1853 г. Ицка Подиско выполнял функции раввина, а командующий городским гарнизоном Бирюков поддерживал его кандидатуру в местных органах гражданской власти. Подиско пробыл на раввинской должности двадцать лет — пока староста новооткрытого миньяна (молитвенного кворума, необходимого для создания общины) на Дворянской улице не отказался признать его авторитет {242} .

Уволенные в запас и поселившиеся за пределами черты николаевские солдаты неожиданно оказались среди общинных лидеров: небольшие еврейские общества неоднократно обращались в Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел с просьбой утвердить того или иного отставного солдата местным раввином. Разумеется, подавляющее большинство этих солдат не имело смихи — документа, позволяющего легально с точки зрения еврейского закона исполнять раввинистические функции, они не учились в ешиботах и не сдавали специальных экзаменов. Но, будучи традиционного происхождения и воспитания и получив крепкую закалку в армии, николаевские солдаты вполне удовлетворяли требованиям новообразованных за пределами черты обществ как люди бывалые, ответственные и — вероятно, на фоне стремительно ассимилирующихся торговых сословий — более-менее грамотные, поднаторевшие в еврейском законе. Военное начальство прекрасно понимало, что общины складываются вокруг молельных домов и что общинные старосты нужны для ведения метрикации браков, учета смертей и рождений, составления призывных списков, и потому всячески поддерживало выдвижение отставных и проходящих службу нижних чинов на эти своего рода руководящие должности. Так было в Архангельске {243} , в Семипалатинске, Иркутске, Владивостоке. Так, например, в 1893 г. оренбургский губернатор просил МВД «допустить до исполнения по должности раввинов для еврейских обществ отставного солдата Ицхока Примака и фельдфебеля Нохима Медника» {244} . Случаи, когда еврейским нижним чинам отказывали в праве на общину, крайне редки и в целом объяснимы. Скажем, иркутский губернатор отказал 26 чинам иудейского происхождения, находящимся на действительной службе в 12-й пехотной сибирской резервной бригаде, «ввиду малочисленности» {245} .