Игорь Прокопенко - Загадки Древней Руси

К началу XX века «пьяная Русь», как ее любит представлять Запад, была в самом хвосте по потреблению алкоголя. Три литра в год на душу населения. На первом месте была Франция. За ней шли: Бельгия, Англия, Германия, Италия, Австро-Венгрия, США, Швеция.

Россию и русских традиционно ассоциируют с медведями. Казалось бы, что в этом плохого? Медведь — величественное животное, которое, между прочим, является одним из самых сильных животных в мире. Но если бы все было так просто…

Уже много столетий считается, что в России по улицам ходят пьяные белые медведи с балалайками! Такой стереотип прочно закрепился в умах тех, кто мало знает о нашей стране.

Особой популярностью в Интернете пользуются видеоролики, где сняты медведи, действительно зашедшие в поисках пищи в отдаленные населенные пункты, причем обычные люди прогоняют этих страшных зверей, как бездомных собак. Однако такие примеры с дикими животными есть в любой стране мира.

Откуда же возник стереотип, будто русский человек подобен дикому зверю? Кто первым сказал, что русские постоянно живут бок о бок с медведями, буквально разделяя с ними одну чашку и плошку, и просвещенному европейцу не разобрать, где зверь, а где одичавший русский?

Только недавно удалось установить, каким образом родился этот зловредный миф. В руки исследователей попал самый первый экземпляр книги путевых заметок. Ее написал иностранный дипломат Сигизмунд фон Герберштейн.

Австрийский посол побывал в XVI веке в России, и в это время где-то в каком-то районе действительно развелось много медведей и против них собрался народ. Он это и записал.

Гравюра из книги Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московитских делах»

Латинское издание вышло в 1549 году. В оригинале на латинском языке четко указано, что случай с нашествием медведей — настоящая аномалия. Однако в 1557 году эта же книга воспоминаний о Московии выходит уже на немецком языке. Но, судя по всему, сменился не только язык, но и редактор. Теперь умело подправленный текст гласит, что медведи, врывающиеся в дома московитов, — это не аномалия, а совершенно обычное явление, а значит, русских это устраивает. Так и возник образ дикости русского народа, ведущего полузвериный образ жизни.

Эта идея активно поддерживалась теми, кто ненавидел Россию: на протяжении столетий. Это и сейчас продолжается, западная цивилизация никак не может успокоиться.

Принято считать, что русский чиновник — непременно взяточник. И это далеко не новый миф.

К сожалению, мало кто знает, что в императорской России была создана уникальная система противодействия коррупции, о которой не могли и мечтать в «законопослушной» Европе. Русские воры и казнокрады боялись не виселицы или гильотины, а… печатного станка.

Издавались ежегодные справочники по всем лицам высших чинов первых четырех классов, начиная с действительного статского советника и выше. И в них, помимо сведений о прохождении службы, наградах и прочего, приводились сведения об окладах со всеми там добавочными выплатами — квартирными, столовыми и прочими.

В этих справочниках с точностью до копейки было указано имущество царского чиновника. Также писалось о любых проблемах с законом, если такие имелись в биографии государева человека. И самое главное — эти справочники не хранились в сейфах под грифом «особо секретно». Любой желающий мог ознакомиться с ними.

Случаи коррупции были чрезвычайно редки. Уровень лиц, которые включались в эти справочники, начиная с директоров гимназий, реальных училищ, главных врачей больниц, членов окружных судов, судебных палат был достаточно высок.

Мало кто знает, но в Российской империи удалось создать судебную систему, которая также была защищена от коррупции. Русского судью было невозможно подкупить. Даже самый высокопоставленный вор оказывался в тюрьме, ибо репутация судьи была важнее сиюминутных милостей и больших гонораров. Да и система была построена так, что получать взятки было просто невыгодно. Почему? У человека и без того было все, плюс уважение в обществе.

Если нам представить себе, какова будет в пересчете на наши деньги зарплата судьи, который занимал в Петербурге или в Москве какое-то высокое положение, то это десятки миллионов рублей в год. Конечно, нет большой необходимости в такой ситуации рисковать своим положением.

Советские историки называли царский режим не иначе как кровавым. А многие западные публицисты уверяют, что Россия в лучшем случае просто полицейское государство, где половина населения заключенные, а вторая — охранники. Однако мало кто знает, что Россия была единственной страной, где смертная казнь впервые была отменена.

На протяжении всего правления Елизаветы Петровны с 1741-го по 1761 год не было ни одной смертной казни. Считается, что будущая императрица Елизавета пообещала никого не предавать смертной казни, если задуманный ею государственный переворот завершится победой. И вот верные Елизавете Петровне войска свергли фаворитов прежней императрицы Анны Иоанновны. Миних, Левенвольде и Остерман арестованы и приговорены к смерти. Однако верная своему слову дочь Петра заменила казнь ссылкой. Императрица так и не подписала ни одного смертного приговора в своей жизни, не казнили даже за убийства. А что же происходило в это же время в просвещенной и гуманной Западной Европе?

Историки рассказывают, что Европа и в XVIII–XIX веках применяла смертную казнь очень широко. Конечно, там были противники смертной казни, например, Вольтер. Однако, с другой стороны, Монтескьё признавал смертную казнь как необходимую меру, и в целом общество было с этим согласно.

В 1764 году итальянский просветитель Чезаре Бекария издал трактат «О преступлениях и наказаниях». Произведение наделало много шума, ведь автор поставил вопрос о целесообразности смертной казни и привел в пример русскую императрицу Елизавету Петровну. И как ответила на этот трактат Европа? Пришла в ужас и негодование.

Смертная казнь — признак высокоразвитой цивилизации, — считал Старый Свет. Это был вердикт большинства европейцев. Яркий пример их позиции — переписка французского философа Жозефа де Местра и русского дипломата князя Петра Козловского. Князь Козловский был убежденным противником смертной казни, и де Местр возражал ему: «Я убежден, что любая цивилизованная нация будет использовать смертную казнь… Отмена смертной казни является или признаком или причиной неполноценности нации, как таковой».