Владимир Сафир - Первая мировая и Великая Отечественная. Суровая Правда войны

Чудеса какие-то! Жукова еще никто в отсутствии скромности не обвинял (как раз наоборот), однако маршал, будучи главным действующим лицом тех событий, не увидел то судьбоносное значение этой операции («едва ли представляющей особый интерес»!).

Читатель теперь сам легко убедится — с учетом ясных разъяснений маршала Жукова каких-либо дополнительных обоснований неточной оценки Гареевым боев на Халхин-Голе и их «огромном значении» не требуется.

В своей статье Гареев совершенно справедливо указывает на то, что именно меньшие потери являются одним из показателей несомненной победы («по всем критериям военного искусства»). Все это надо запомнить, поскольку столь важная «посылка» будет использована в продолжении спора с Гареевым.

Именно этому вопросу о «потерях» и как их у нас «исчисляют» на сей день следует уделить особое внимание.

Связано это с тем, что отстаивая свою правоту в ответах на возражения Гареева о параметрах «каллиграфической характеристики полководческого почерка Жукова», предстоит оценить ряд операций, масштабы которых по всем основным показателям превышают халхингольские бои не менее, чем в 20 раз.

Поэтому, хотим мы того или нет, но размеры потерь личного состава при рассмотрении тех операций в нашем споре будут иметь главенствующее значение.

Так сложилось, что со времен октября 1917 года и до сегодняшних дней наши правительства по всем военным конфликтам, не делая никаких исключений, публиковали заведомо неверные, специально уменьшенные цифры потерь.

Если взять события на Халхин-Голе, то Гареев, верно указав потери противника (61 тыс. чел.) свои назвал неточно — «18,5 тыс. убитыми и ранеными». Следует отметить, что общепринятая завершающая (итоговая) оценка военных конфликтов различных масштабов производится, как правило, по «безвозвратным потерям», в число которых входят убитые, пропавшие без вести, умершие в плену и др. Когда же хотят этот вопрос подзапутать и замаскировать реальные потери войск, тогда добавляют «и раненые», ибо «погибшие от ран» (как бы спрятанные в числе «раненых») не прибавляется к числу погибших, и тогда окончательная цифра потерь четко не просматривается. Так получилось и у Гареева. По последним же данным, безвозвратные потери наших войск — 6831, без вести пропавших — 1143 (всего — 7974), раненных — 15 251. Если считать по методике Гареева, то получается 23 225 чел. (а не 18,1 тыс.).

Переходя же на общепринятые параметры оценок, следует, что с учетом умерших от ран и болезней, количество погибших за операцию оценивается в 9 тыс. человек.

Если же рассматривать данные по советско-финской войне, впервые опубликованные в 1940 году — 48,7 тыс. погибших, то они вначале (после «уточнения») возросли до 126,9 тыс., а по самым последним данным (ВИЖ, 1992, № 3, с. 44) составляют 131 тыс. человек (коэффициент «уточнения» — 2,7!).

Что касается Великой Отечественной войны, то людские потери нашей армии из-за грубейших ошибок как партийного руководства страны (в первую очередь Сталина), так и военного (в том числе и Жукова) оказались столь огромны и трудно объяснимы, что данные по ним (дабы скрыть от своего народа правду) надолго превратились в государственную тайну.

Сразу же после окончания боевых действий было объявлено, что армия за время войны потеряла 7 млн.человек. После работы нескольких комиссий (Штеменко — 1946-68 гг., Гареева — 1987-88 гг., Моисеева и др.) в начале 90-х годов» [112]эта цифра подросла до 8 млн. 688 тыс. 400 человек.Приведенная смешная «точность» в 400 человек на основании якобы «данных персонального (поименного) учета потерь» только подтверждает абсолютную недостоверность этих подсчетов, так как именно «персональный» учет потерь в нашей стране (армии) был организован безобразно. Судите сами:

— приказ об организации учета был издан всего за 3 месяца до начала войны — 15 марта 1941 года [113](в войсках Южного фронта, например, стал известен только в декабре (!) 1941 г.);

— колоссальный недоучет безвозвратных потерь Красной Армии в период общего отступления в начальном периоде войны (утеря документов, преднамеренное их изъятие и др.);

— в начале войны рядовой и сержантский состав вообще не имели красноармейских книжек (введены только 7.10.41);

— спецмедальоны (личные) по указанию Сталина отменены 17.11.42 (знаменитый «социалистический учет» в данном случае вождю был не нужен, так как подобное «уточнение» приносило бы только вред);

— даже в 1944 году этот учет должным образом не был налажен [114].

Картина, как видите, плачевная, если не сказать хуже. Да и сами авторы книги «Гриф секретности снят» признают, например, неполный учет санитарных потерь, которые они определили в 14 686 тыс. пораженных в боях и 7641 тыс. больных. Однако если заглянуть в архив Военно-медицинского музея, то обнаружим, что там хранятся не 22,327 млн. карточек военнослужащих, поступивших в годы войны в военно-медицинские учреждения, а более 32-х миллионов [115].

Кстати, на таком же «уровне» произведена фиксация потерь и в ходе войны в Афганистане (1979-1989). По подсчетам генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева в ходе боевых действий погибло, якобы 14 445 чел. и ранено 54 тысячи. Но опять получаются «чудеса в решете» — в очереди за протезами, по данным Минздрава СССР, стоит как минимум в 2 раза больше - свыше 100 тысяч инвалидов [116]. Исходя из этих цифр остается предположить, что реальные потери (по традиции!) и в данном случае значительно уменьшены.

Но «процесс пошел» — учитывая очевидные неточности данных слагаемых (битвы, сражения, бои и т. п.), начались попытки как-то эти недостоверные цифры подкорректировать. Уже в нюне 1998 года ГШ в «Известиях» объявляет величину потерь на этот раз уже с точностью до «100» человек — 11млн. 944 тыс. 100».Эта новая цифра наших безвозвратных потерь в Великой Отечественной войне, конечно, не последняя — известно, что в настоящее время работы по ее уточнению продолжаются! Но в недостоверности и этой «уточненной» цифры убедиться не сложно. Для этого достаточно соотнести ее с вполне достоверными данными о безвозвратных потерях офицерского состава — «1 млн. 23 тыс. 93»(поскольку эти данные определялись по личным делам, сохранившимся спискам окончивших курсы, училища, академии и др.).

Ответ подтверждает указанные предположения, так как доля безвозвратных потерь офицерского состава равна совершенно нереальным 8,6 процентам (?!) от общих, т.е. на каждые 100 погибших приходится 8-9 офицеров! Полученный высокий процент свидетельствует о том, что объявленные суммарные потери (порядка 12 млн.) явно занижены и не соответствуют действительности. Но эту трудоемкую работу по изучению, анализу и систематизации огромного количества боевых донесений частей следует провести тщательней, чтобы процент офицерских потерь рассчитать более точно, ибо только он и даст возможность определить не количество потерь (что с учетом отмеченных выше недостатков является теперь практически невыполнимой задачей), а верный их порядок цифр (т.е. не «порядка 12 млн.», а, например, «порядка менее 20 млн.» или другие значения). Между тем известно, что в XX веке ни одна армия развитых государств такого высокого процента офицерских потерь (8,6%) не имела и, согласно опубликованным данным, рубежа порядка 5% не переступала.