Сергей Михеенков - Жуков. Маршал на белом коне

«3/12/41. Около полудня позвонил Клюге и сказал, что вынужден настаивать на отводе передовых частей LVII и XX корпусов за Нару из-за создавшегося тяжёлого положения на этом участке фронта. Я отложил решение по этому вопросу до 17.00, так как хотел дождаться дневного рапорта о результатах атаки северной группы. Но в 16.00 Клюге доложил, что атака с северного направления против левого крыла XX корпуса до такой степени усложнила обстановку, что он был вынужден дать приказ об отходе на свой страх и риск».

«7/12/41. Трудный день. В течение ночи правое крыло 3-й танковой группы начало отход. Дают о себе знать неприятные вклинивания противника на северном крыле танковой группы. Противник также значительно усилил давление на правом крыле 9-й армии. Я отослал всё, что мне удалось собрать на скорую руку, в распоряжение 3-й танковой группы; полк 255-й дивизии направлен на грузовиках — по батальону за один рейс — в сторону Клина, куда первый батальон прибыл этим утром. Единственный резерв, какой только удалось наскрести 4-й танковой группе, представляет собой усиленную роту. Моторизованный инженерный батальон, который ранее предполагалось отправить в Германию, был остановлен и также направлен в распоряжение 3-й танковой группы. 9-й армии придётся полагаться исключительно на свои собственные силы.

Противник увеличил активность на фронте 4-й армии, особенно в секторе 4-й танковой группы. С целью оказания помощи танковой группе остатки 255-й дивизии собраны в районе Рузы.

2-я танковая армия получила по носу у Михайлова, в результате чего передовой батальон 10-й моторизованной дивизии, лишившись большей части своего снаряжения, вынужден был оставить город. Если не считать этого, отход 2-й танковой армии осуществляется в соответствии с планом.

2-я армия, которая, несмотря на все предупреждения, продолжает продвигаться в Восточном направлении, ввязалась в кровопролитные бои с крупными силами противника. Холод тоже становится причиной многих человеческих бедствий и жертв: один полк докладывал, что лишился 318 человек из-за обморожений. К нынешнему серьёзному кризису привели три обстоятельства:

1. Осенняя грязь. Передвижения частей и подвоз припасов были фактически парализованы жидкой грязью, затопившей дороги.

2. Провал с железными дорогами. Неадекватное обслуживание, нехватка вагонов, локомотивов и квалифицированного технического персонала. Неспособность локомотивов, оборудования и наскоро отремонтированных станционных сооружений функционировать в условиях русской зимы.

3. Недооценка способности противника к сопротивлению, а также его резервов в плане личного состава и материальной части.

В результате воспользоваться плодами победы под Вязьмой нам не удалось».

Таким образом фон Бок признаёт, что удары советских войск практически свели на нет результаты всех предыдущих успехов, достигнутых в ходе операции «Тайфун».

Немцы ещё в ноябре, перед вторым ударом почувствовали твёрдость русской обороны и поняли, что, возможно, не смогут её пробить и на этот раз. Гальдер записал в своём дневнике: «Если развёрнутое сейчас на Москву наступление не будет иметь успеха… то Москва станет вторым Верденом, то есть сражение превратится в ожесточённую фронтальную бойню».

Так и произошло. И эта фронтальная бойня, этот подмосковный Верден заставил фон Бока израсходовать последний мизерный резерв. А потом начались мощные контрудары русских. И для немцев ситуация стала малоуправляемой, при которой некоторые командиры отказывались выполнять приказы и самовольно отводили свои войска на более выгодные позиции.

Из «Воспоминаний и размышлений»: «29 ноября я позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, просил его дать приказ о начале контрнаступления.

И. В. Сталин слушал внимательно, а затем спросил:

— А вы уверены, что противник подошёл к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?

— Противник истощён. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счёт северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьёзно осложниться.

И. В. Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом.

Я попросил начальника штаба фронта В. Д. Соколовского, который также считал, что пора вводить в действие наши резервные армии, связаться с Генштабом и поддержать наше предложение о целесообразности начала незамедлительного контрнаступления.

Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение о начале контрнаступления и предлагает представить наш план контрнаступательной операции. Утром 30 ноября мы представили Ставке соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному графически на карте с самыми необходимыми пояснениями. Подробностей от нас не требовалось, поскольку всё основное было заранее оговорено лично с И. В. Сталиным, Б. М. Шапошниковым и А. М. Василевским. Я направил с планом только коротенькую записку Александру Михайловичу Василевскому: “Прошу срочно доложить народному комиссару обороны т. Сталину план контрнаступления Западного фронта и дать директиву, чтобы можно было приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой”».

Пятого декабря войска Калининского фронта генерала Конева, а 6 декабря резервные армии Западного генерала Жукова и правофланговые Юго-Западного маршала Тимошенко пошли в контрнаступление. Так началась грандиозная операция, продлившаяся до двадцатых чисел апреля 1942 года. О ней весьма точно сказал немецкий историк Блюментрит, в те дни генерал и начальник штаба группы армий «Центр»: «Это был поворотный пункт нашей восточной кампании — надежды вывести Россию из войны в 1941 г. провалились в самую последнюю минуту. Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни блицкрига канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя».

О том, как начиналось контрнаступление и как оно задумывалось, маршал рассказал после войны в беседе с военными историками: «Контрнаступление под Москвой не было похоже на контрнаступление под Сталинградом или в другом районе. Под Москвой контрнаступление вылилось из контрударов. Его развитию, конечно, способствовал ввод новых соединений и удары авиацией по войскам противника. Были ли у нас в штабе фронта и в Ставке разговоры о контрнаступлении? Такие разговоры, конечно, велись. Например, заместитель начальника Генерального штаба Василевский вёл разговор с командующим войсками Калининского фронта И. С. Коневым о том, что этому фронту надо тоже включиться в контрнаступление. Этот разговор, как видите, носит чисто агитационный характер и свидетельствует о том, что заблаговременного разработанного плана не было ни в штабе Калининского фронта, ни в Ставке Верховного Главнокомандования. Насколько мне помнится, Калининскому фронту никаких средств усиления не передавалось.