Сергей Кара-Мурза - 1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Интеллигенты собирались у друзей, обсуждали ситуацию, спорили. Многие переписывали или перепечатывали речи депутатов Думы (речь Милюкова 1 ноября 1916 г. разошлась по всем губерниям). Власти ужесточили надзор, запретили собрания. Собирались на квартирах, возникло что-то вроде «клубов». В воспоминаниях писали, что агитаторы «в одиночку вынимали камень за камнем из фундамента “дворца” Романовых». Уже в октябре 1916 г. полиция доносила, что «буквально во всех слоях населения» говорят, что «мы накануне крупных событий», с которыми «1905 год — игрушка».

А.М. Горький так выразил установку интеллигенции: «Главное — ничего не делать, чтобы не ошибиться, ибо всего больше и лучше на Руси делают ошибки». Большую часть интеллигенции охватил страх перед будущим, и в таком состоянии выполнить задачу легитимации крупного социального проекта она не могла. Революция так дезориентировала интеллигенцию, что многие современники с удивлением говорили о ее политической незрелости и даже невежестве. Так, философ и экономист, тогда меньшевик В. Базаров заметил в те дни: «Словосочетание “несознательный интеллигент” звучит как логическое противоречие, а между тем оно совершенно точно выражает горькую истину».

Масса интеллигенции в России накануне революции 1917 г. по уровню материального благосостояния относилась в бедному большинству народа. 40% интеллигентов России в апреле 1917 г. имели доход до 1,5-3 тыс. руб. в год (1,5 тыс. определялись как прожиточный минимум), а еще 40% — доход 1,5 тыс. руб. и меньше (средняя зарплата рабочего-металлиста была 1262 руб.).

Учителя сельских школ зарабатывали меньше, чем чернорабочие — в среднем 552 руб. в год (это в среднем, но 66% из них имели зарплату в пределах 408-504 руб. в год), да и эта зарплата не выплачивалась по несколько месяцев. При обследовании школ Смоленской губернии в одной из анкет можно было прочесть: «Жизнь каторжная. Материальное положение сельского учителя ниже всякой критики. Приходится голодать в полном смысле слова, быть без обуви и одежды, а своих детей оставлять без образования». Так что сам быт большинства интеллигенции вовсе не побуждал ее в социальных конфликтах быть на стороне капитала.

Приведем сведения о составе политических партий во время первой революции и перед Февральской революции и сколько в них было интеллигенции.

К лету 1905 г. в РСДРП было 26,5 тыс. человек — 14 тыс. большевиков и 12,5 меньшевиков. Весной 1907 г. в РСДРП было 150-170 тыс. членов — 58 тыс. большевиков, 45 меньшевиков и социал-демократы национальных партий.

Накануне 1905 г. в партии эсеров было 1,5-2 тыс. человек. Во время революции партия сразу выросла до 60-65 тыс. членов. В ее составе было более 40% рабочих, 45% крестьян и солдат, более 10% интеллигентов, студентов и учащихся. 66

К началу 1917 года в партии большевиков было около 24 тыс. членов в 150 организациях и группах, 25,8% (около 6 тыс. человек) составляли служащие и профессиональные революционеры-интеллигенты. У меньшевиков и эсеров в партии было по 10-15 тыс. человек, а у кадетов 15-20 тыс. У кадетов преобладали интеллигенты, у меньшевиков и эсеров было не менее трети. В целом, в составе политических партий были 2-3% интеллигенции. Членов партий в 1906-1907 гг. было примерно 0,5% населения России, а после Февральской революции 1,2-1,5%.

Отметим, что в 1907 г. правомонархическая организация Союз русского народа насчитывала 350 тыс. членов.

Дворянство, имевшее своим главным источником дохода земельную собственность, трудно перенесло отмену крепостного права и последовавший за ним сельскохозяйственный кризис. В начале века большая часть поместий находилась в упадке, 4/5 дворянства были не в состоянии содержать свои семьи только на доходы от земли. Это определило заметный рост оппозиционности дворянства, которая выразилась в активном участии в земском движении и либеральных настроениях (поддержке конституционализма).

Этот либерализм был, однако, внутренне противоречив, поскольку дворянство недоброжелательно относилось к программам индустриализации как «выжиманию ресурсов из сельского хозяйства». Иными словами, дворянство не видело для себя возможности воспользоваться выгодами от развития капитализма, оно связывало свое благополучие с земельной собственностью и государственной службой.

Дворянство в полной мере осознало угрозу, которую несет для них революция. В октябре 1905 г. испуг правительства достиг такой степени, что оно было уже готово пожертвовать дворянством. Главноуправляющий землеустройством и земледелием Н.Н. Кутлер готовил проект принудительного отчуждения помещичьих земель и их передачи крестьянам! В 1906 г. с либеральными настроениями в среде дворянства было покончено, кадеты за их аграрную программу были «разоблачены» как предатели интересов дворянства и вычищены из земств (как пишут, произошла «урбанизация российского конституционализма» — он был изгнан из сельской местности в города). Дворянство сдвинулось вправо и стало консервативной силой, оказывающей сильное давление на правительство.

Помещики пришли к выводу, что отчуждение их земли сразу запустит маховик революции. Так, в основных положениях по аграрному вопросу, принятых Первым съездом уполномоченных дворянских обществ в мае 1906 г., говорилось: «Если право собственности на землю будет уничтожено, то это будет лишь первым шагом к уничтожению права собственности на все остальные виды имущества: на городские недвижимости, промышленные и фабричные предприятия, денежные капиталы и т. д., т. е. к социалистическому строю».

Волнения крестьян 1902-1903 гг., а затем революция 1905-1907 гг. больнее всего ударила по семьям 30-40 тыс. помещиков. Около 15% поместий были сожжены, значительную часть земли в районах, охваченных волнениями, пришлось продать. Попытки деятелей дворянства восстановить давно уже иллюзорные патриархальные отношения с крестьянами полностью провалились. Дворянство, очень влиятельное сословие России, стало после 1905 г. антибуржуазным, но «справа».

Революция 1905 г. заставила помещиков наконец-то обрести классовое самосознание и создать политическую организацию — Совет Объединенного Дворянства. В ее рамках вырабатывались концепции приспособления дворянства к новой ситуации. Суть ее была в частичном восприятии западнических идей и идее роспуска крестьянской общины, которая показала свой революционный потенциал. Западничество дворянства было очень избирательным — принимались принципы либеральной экономики (прежде всего, приватизация земли крестьянских общин, при том, что помещичья собственность объявлялась «неотчуждаемой»), но отвергались принципы парламентской демократии.

Когда Столыпин после революции предложил целостную программу модернизации хозяйства и государства России на капиталистических принципах, консервативное дворянство приняло из нее только ее аграрную часть (разрушение общины и приватизацию земли), но стало оказывать нарастающее сопротивление остальным разделам реформы, без которых и аграрная часть была обречена на крах. Неудача реформы была предопределена упорством сопротивления общинного крестьянства, но влиятельная оппозиция справа окончательно не оставила Столыпину шансов.