Александр Котиков - Записки военного коменданта Берлина

— Товарищ генерал, — спросил в перерыве один офицер начальника штаба, — какая будет та война, если мы махнем туда? Ведь нас там встретят. Как она будет называться, если целью той войны, которую мы закончили, был окончательный разгром гитлеровского фашизма, а эта задача уже решена союзниками?

Пулко-Дмитриев, по природе человек упрямый и мало маневренный в спорах, что-то стал накручивать на ту ошибочную концепцию.

А товарищ возражал ему:

— До Эльбы, — говорил он докладчику, — мы вели справедливую освободительную войну. Нас понимал весь мир и всеми средствами поддерживал нас, более того, в ходе войны мы приобрели много союзников и изолировали гитлеровцев. Мы шли открыто на уничтожением агрессора. Эту нашу войну мы назвали Великой Освободительной войной. Она и за пределами нашей земли оставалась неизменной — Великой Освободительной войной. Мы сплотили вокруг себя все народы нашей планеты. И никто, даже самые непоследовательные наши союзники, не могли оторваться от этого единого фронта. А та война, которую мы повели бы, «махнув за Эльбу», перестала бы быть освободительной. Она стала бы войной захватнической, с какими бы добрыми намерениями мы ни вели бы ее.

В спор включился новый оппонент:

— Народы Западной Европы, — начал он, — уже освобождены. Как они воспользуются этим освобождением, это их дело, и мы тут вмешиваться в их внутренние дела не должны, и навязывать народам Европы, включая и немцев, какие-то свои решения не вправе.

— Знаете, товарищ генерал, — вмешался еще один спорщик, человек ужасно принципиальный и более всего опасавшийся, как бы чего не вышло, — ваша фраза, произнесенная сразу по приезде наших из Москвы, может быть понята противоположно тому, что, может быть, вы имели в виду.

Нас позвали в зал, и по дороге Пулко-Дмитриев мне шепнул на ухо:

— Я при составлении доклада подумал, что «мысля» спорная, но вычеркнуть забыл.

Вот и вся дискуссия. Не вся, конечно. Эта оплошность дала возможность проверить одно из мнений, его ошибочность. А что такая мысль в головах солдат бродила, это бесспорно. Как сильно разведчик винокуровского полка 23-й дивизии хотел посмотреть, что там на левом берегу Эльбы. Пусть это будет и не одно и то же, но ягодки с одного кустика. Этот казус показал всем нам, насколько надо быть осторожными с словоупотреблениями, как надо глубоко думать над тем, что ты собираешься сказать.

В ту пору дни как-то бежали особенно быстро. Не успеешь кончить одно мероприятие, как на него наползает другое. Генерал-полковник Белов относился к очень беспокойным командующим армией. Ему никак не мыслилось видеть сидящего солдата без дела. Сам он природный кавалерист. А в кавалерии солдат загружен до предела. Мне приходилось сталкиваться очень близко с кавалерийскими войсками, и я это хорошо помню.

Однажды, возвратившись из 8 °CК генерала Вержбицкого, Белов за обедом высказал такую мысль:

— Не следует ли нам теперь же начать организованно проводить военные учения и маневры? Это, конечно, не связано с подготовкой к осуществлению идеи «махнуть за Эльбу», — скосив глаза на Пулко-Дмитриева, съязвил он, — но мы серьезно займем весь личный состав боевой деятельностью. Ну что, в самом деле, будет стоить боеготовность и бдительность, которую проповедуют у нас, если мы не займемся боевой подготовкой.

Все поддержали командующего.

Не успели развернуться с боевой подготовкой, как возникла новая задача. Мы занялись вплотную межсоюзническими делами. Шла полным ходом подготовка к приему англичан у нас в расположении 89 СК генерала Сиязова. К беспокойному характеру этого прославленного генерала прибавилась такая забота, что и передать трудно. Разумеется, я тут же повстречался с ним и расспросил его, как все это ему представляется. Он, понимая мою заинтересованность, подробно рассказал о своих планах.

— А как люди корпуса готовятся?

— Я поручил Гинзбургу, начальнику политического отдела корпуса.

— А проверил? — донимаю я его вопросами.

— Нет! Еще не успел.

— Вот видишь, а это самое главное, по моему представлению.

— Оружие будешь показывать?

— Да что ты привязался? Конечно, буду. Оружие все доведено до блеска.

Видя, что генерал Сиязов и без того чем-то взволнован, я смолк. Так близко мы встречались с генералом второй раз. Первая встреча произошла на либавском направлении. Противник оказал там всей нашей армии очень сильное сопротивление. Наступление, от которого ждали успеха, «чихнуло». Я пошел в расположение корпуса. Шли мы ранним ноябрьским утром с адъютантом Виктором Дружченко. Шли по какому-то глиняному месиву, еле переступали. На сапогах налипло столько глины, что мы с трудом тащили ноги. И откуда она взялась в тех краях, кто ее знает. Но глина… Еле приползли в расположение корпуса. Стоим, обдумываем, как найти КП генерала, а Виктор и показывает мне: «Смотрите, вон под кустиком сидит генерал Сиязов». По природе генерал на вид суховатый — и по физическому складу и по отношению к людям. Но эта внешняя сторона была обманчива. Генерал был необыкновенно душевный человек. Все, кто с ним работал, любили его.

Я тогда под Либавой сказал ему:

— По вас, как по танкам, палят болванками противотанковыми. Когда мы шли в расположение корпуса, над нашими головами свистели они и невдалеке шлепались в глину, обдавая все вокруг брызгами. Вот если такая по башке стукнет?

Дружченко:

— Тогда не будет той головы, которая сделала это заключение, и только.

Генерал Сиязов осторожно предупредил:

— Что у врага на уме? Смотри, он может приучить к болванкам, а потом рванет залпом шрапнельных снарядов. Но, видно, фрицы выдохлись, а оружие близкого боя действует очень агрессивно, не дает разведать его позиции.

Теперь предупреждает о встрече с союзниками:

— Смотри, союзники прибудут и затем, чтобы высмотреть все твои потроха.

— Ну и пускай, мы им покажем, на чем мир держится.

Союзники прибыли в гости. Перед этим дней за пять мы устроили парад частей, которые будут участвовать в параде с англичанами вместе. Англичане прибыли со своей штатной техникой, наши так же. Мы посмотрели, в каком положении содержатся их пушки, танки, они осмотрели наши.

— У англичан неплохая техника, — сказал мне один артиллерист, — но уж больно грязная. Будто после боев руки солдат не дотрагивались до них. Сами солдаты добрые, как видно, ребята, но уж больно неряшливо одеты. Никакой выправки, все растерзаны.

Артиллерист был достаточно объективен. Он рассказал о беседе с солдатами союзниками:

— Уж больно легко судят они о конце войны.

Англичане говорят:

— Надо поскорее перебить всех фашистов и поскорей уехать домой, а все остальное пусть делают немцы. Заварили кашу, пусть и расхлебывают сами. А они же рвутся к своим детишкам.